Валентина БЕЛЯЕВА (Воронеж)
Мальчик и Девочка

Новелла

Лирическая история о Мальчике и Девочке под пером Валентины Беляевой обретает черты мифа. Он поднимается над эпохой и говорит только о душе и любящем сердце, о чести и нравственной воле, о чистоте памяти и безутешности разочарования.
Есть отчётливая логика в сопоставлении внешнего мира, полного несправедливости и расчёта, с внутренним душевным пространством Мальчика, которое постепенно расширяется до космоса. Так влияет на человека с чистым сердцем всепоглощающая любовь. В свою очередь, Девочка выстраивает собственное сознание и чувства по чертежам реальности, рациональной и холодной.
Рельефность деталей и надмирная ясность происходящего отличают язык новеллы. Все окружающее будто намечено легким и быстрым пунктиром, душевное устройство героев, напротив, прорисовано автором с интеллектуальной точностью.
Сюжет этой вещи драматичен и замирает в минуту жестокого соприкосновения таинственной жизни духа и прагматичного существования мелкой и предсказуемой души. Это – момент крушения Прошлого и завершения Настоящего, мгновение, когда Будущее начнёт отсчёт уже какого-то иного, неведомого времени…

Вячеслав ЛЮТЫЙ

Мальчик трепетно, с невероятной силой своего беспокойного сердца любил Девочку. Он не помнил начала этой любви. Ему казалось, что всегда, все его шестнадцать лет им всецело владели её удивительные чувства, ради которых и стоило жить на свете. Правильные, ещё мальчишеские черты лица с глубокими карими глазами отражали глубину его внутреннего жизненного пространства, без которого он не смог бы познать такие волнующие переживания. Довольно высок и хорошо сложен, Мальчик был недостаточно уверенным в себе и тайно переживал обычные комплексы мнимой неполноценности, как и все нормальные подростки его возраста.

Он не слишком хорошо учился, учёба не доходила в полной мере до его возбуждённого разума. Ему нелегко давались формулы, теоремы, правила и даты, а особенно немецкий язык, потому как его сознание, душу и сердце  заполнял неповторимый образ Девочки.

Шли тридцатые годы двадцатого столетия. В те времена в школах преподавался немецкий язык, который с лёгкостью, интересом и присущей ей старательностью усваивала Девочка. Они с Мальчиком учились в одном классе. На него она не обращала никакого внимания, тайные чувства познать ещё не успела, да и не  торопилась, просто жила своей жизнью, наполненной школой, книгами и музыкой.

Девочка была славненькой. Белый кружевной воротничок, который неизменно украшал её блузки, оттенял благородный овал смуглого лица, и оно становилось значительным и серьёзным. Выразительные серые глаза, окаймлённые, да, именно окаймлённые густыми чёрными ресницами, точёный носик, пухлые, совершенными линиями очерченные губы, а также несколько стеснительная улыбка, порой озарявшая весь её облик, делали Девочку существом очаровательным, неприступным и одновременно притягательным.  Всё это создавало для неё воображаемый пьедестал, где она с трепетом наслаждалась своим мироощущением.  Девочка была отличницей, окончила музыкальную школу, прилично играла на фортепьяно, и это было особым предметом её скрытой гордости. За ней настойчиво пытались ухаживать молодые люди, но все знаки внимания Девочка отвергала, они ей были пока неинтересны. И, конечно же, знала, что когда-нибудь встретит свою единственную и преданную судьбу с её уже слегка приоткрывшимися безоблачными горизонтами.

Она была достойна тех чувств, которые Мальчик каждый миг переживал в своей измученной душе. В висках его непрерывно стучало: «О, моя милая Девочка! Я пронесу мою любовь к тебе через всю жизнь. На всей Земле во все её времена такой ещё не было! Я это знаю… И хочу лишь одного: чтоб ты услышала меня…» Мальчик жил как в бреду. Он кое-как выполнял школьные уроки, ходил в магазин, куда посылала мама, стоял в очередях за хлебом, он делал всё, о чём его просили, но мысли его непрерывно были заняты только Девочкой.

Прошёл год. Мальчик любил её, как казалось ему, ещё сильнее. Он долго готовился к своему объяснению и неимоверно боялся, что, волнуясь, не сумеет оказаться достойным этого величайшего события в своей жизни. И вот однажды удобный случай представился. Мысленно набравшись мужества, Мальчик твёрдым шагом подошёл к своей Девочке и, прямо посмотрев в её лучистые глаза, спокойно произнёс: «Я люблю тебя. Я буду любить тебя всегда.» Ему хотелось сказать ещё много слов, но они, наплывая волнами друг на друга, словно раскатываясь по необозримому океанскому побережью и рассыпаясь сверкающими на солнце брызгами, исчезали бесследно без всякой надежды.

Девочка кокетливо взмахнула ресницами, мило улыбнулась, на миг в глазах её мелькнула внезапная растерянность. Затем, овладев собой, она какое-то время напряжённо размышляла и, словно стряхнув с себя тяжёлый груз, тихо произнесла: «Я напишу тебе.»

Мальчик быстро ушёл. Как легки и свободны были его шаги, как легко и вольно дышалось! Он чувствовал, как ширится и поднимается его дух, как освобождается от той мучительной тоски, которая всегда сопровождает такую любовь. Она знает! Она знает о его чувствах к ней! И только теперь Мальчик ощутил, как невероятно счастлив…

Девочка была не только отличницей. Своим взрослеющим женским умом она понимала, что в её жизни произошло событие чрезвычайное и неоценимое, что она должна хранить его тайну и будет верна ей. Музыка всегда дарила ей вдохновение. Дома, подойдя к старенькому пианино, Девочка машинально открыла сборник фортепьянных пьес и начала играть. Дом наполнился чистейшей романтикой лирического вальса Шопена. Слушая бессмертные творения гениального поляка, Девочка находилась во власти дотоле неведомых ей чувств. Она уже никогда не вернётся в покинутое мироздание, её воспалённое воображение обретало пространства иные – с их вечностью неподражаемой красоты и гармонии. Неожиданное волнение, чудесным образом завораживая разум, тело и душу Девочки, несло ей пленительное ощущение какого-то неведомого времени, рождающегося за пределами реалий земного бытия и принадлежащего лишь ей одной…

Девочка не забыла о своём обещании. Вырвав лист из тетради, она стала писать. Письмо ложилось ровными строчками, слог его был свободен и изящен. Девочка писала обо всём на свете: о том, как прозрачен весенний воздух, наполненный ароматом свежей листвы, как прекрасна строка русского поэта: «Сияла ночь, луной был полон сад…», о том, как загадочно красивы облака, уплывающие в голубую безбрежность. Письмо дышало свежими красками какой-то воздушной поэмы.

Затем Девочка перечитала своё письмо и, свернувшись калачиком,  долго неподвижно сидела на диване в тёмной комнате. Через какое-то время она медленно сложила листок и так же медленно порвала его на мелкие кусочки. И вдруг решила писать по-немецки. Изучение этого языка доставляло ей удовольствие, и она довольно хорошо им владела. Включив настольную лампу, Девочка перевернула тетрадку, аккуратно изъяла обратный лист от того, на котором было первое письмо, и крупным красивым почерком написала всего одну фразу. Затем уверенно свернула листок и положила в портфель.

На другой день Девочка с порозовевшим от волнения лицом, опустив глаза, подошла к Мальчику. Он находился во власти чувств от только что увиденного в окне образа и напряжённо старался угадать, сдержит ли Девочка обещанное слово. И чудо свершилось! Она слегка дрогнувшим голосом сказала: «Здравствуй», затем молча положила записку на подоконник.

Мальчику казалось, что мир покачнулся и медленно поплыл перед глазами. Душа наполнялась доныне неведомым чувством, и уже во всём белом свете не существовало ничего, что могло бы омрачить его счастье.

Словно не веря случившемуся, глядя в прекрасные, будто немного встревоженные глаза, Мальчик неожиданно для себя самого, ощущая своё высшее, Богом определённое предназначение, с невесть откуда взявшейся уверенностью крепкими пальцами сжал предплечья Девочки. Она не стала сопротивляться, не возмутилась и, подавляя внешние признаки волнения, спокойно смотрела ему прямо в лицо.

Мальчик почувствовал, как его сознание уносится какой-то неведомой сокрушающей силой. Миг, ещё миг, ещё один малый миг, ещё один взметнувшийся в заоблачное беспределье головокружительный миг, ещё одно неистовствующее мгновение… И его уже не существовало нигде – ни у этого школьного окна, ни на всей Земле. Умопомрачительно сладостное блаженство взорвавшейся крови раскалённой молнией пронзило каждую клеточку его прекрасного юного тела. О, эта безумствующая стихия обращённой к мужчине божественной воли! Где истоки её неуправляемой силы, возносившей в ослепительные неземные миры когда-то в муках рождённую беззащитную плоть?..

Девочка видела, как менялось лицо Мальчика. Она понимала, что это значило. И всем своим существом ощущала пьянящее оцепенение впервые охватившего её восторга. Девочка чувствовала себя Женщиной – целомудренной и прекрасной…

Никто из них не знал, сколько длилось это первозданное безумие.  Оно не могло измеряться единицами времени и, возможно, какими-то высшими силами являло собой запечатлённую где-то в далёком космическом уголке вспыхнувшей звёздочкой – вечность…

 Девочка осторожно попыталась освободить руки. Мальчик же, ещё неясно обретая твердь под ногами, пошатнулся, медленно опустился на подоконник и, расслабляя пальцы, кажется, постепенно начинал осознавать реальность. И ещё весьма смутно, но уже начинал понимать, что всей своей жизнью будет в ответе и перед собой, и перед Девочкой за то, что только что произошло…

Девочка с испуганными и всё же горделиво распахнутыми глазами смотрела на Мальчика. Ей удалось скрыть свою впервые всколыхнувшуюся нежность. Ей также было непонятно к кому или чему  она относилась: к самому Мальчику или к той высокой тайне, что впервые постигла её хрупкую женскую душу. Затем она быстро развернулась, и, направляясь к лестнице, бегом преодолевая её истёртые деревянные ступени, хотела лишь одного: оказаться в замкнутом помещении и дать себе возможность осмыслить эти незабываемые  мгновения…

Мальчик, ещё не до конца осознавая случившееся, сжимал в горячей ладони оставленный тетрадный листок. Затем, словно очнувшись, опрометью выбежал из школы и долго бродил по хмурым улицам во власти памяти о только что пережитой жизни. Олицетворённая в реальном бумажном листочке, она никогда его не покинет. Отныне Мальчик ощущал себя в мироздании ином, несравненно более высоком и прекрасном…

 Остановившись, он кое-как перевёл дух, дрожащими пальцами достал записку и бережно развернул её, словно боясь обронить слова, которые она хранила. Пред глазами предстали начертанные густыми фиолетовыми чернилами в их характерном готическим стиле латинские литеры. Оцепенев от неожиданности и страха, Мальчик с трудом стал читать: «Ihc liebe dich». Он понял, что написано в записке! Его дух перехватило, дальше он ничего не мог видеть, перед глазами странным образом плыли какие-то нелепые изломанные и закругляющиеся линии и уже не имели никакого значения. «Я люблю тебя!», «Я люблю тебя!» – изображали знаки немецкого алфавита, и ничто во всём белом свете стереть их не могло!

«О счастье! О моё великое счастье! Я склоняюсь перед тобой, моя Девочка! Я боготворю тебя. Я пришёл на эту Землю лишь для того, чтобы знать, что и ты рождена на ней же. Чтобы встретить тебя! Что ты – моя! И ты тоже любишь меня… Ты любишь меня!» Не помня себя, Мальчик прижал записку к дрожащим губам. Она навсегда станет самой дорогой реликвией всей его жизни. Придя домой, Мальчик вновь перечитал записку, бережно свернул её и вложил в надёжные, как ему казалось, недра тоненькой книжечки стихов Блока…

Ночью на лестнице дома, где жила его маленькая семья, чудовищным набатом раздался стук неотвратимо отмеряющих безжалостное время сапог. Затем как колокол зазвенел требовательный оглушительный звонок. Мама Мальчика молча открыла дверь и впустила двух безликих людей в шляпах и кожаных пальто с поднятыми воротниками. Они напоминали какие-то потусторонние зловещие тени из необъяснимо странной нереальности. Мама была, казалось, спокойной и невозмутимой, она была мудрой и не стала устраивать никаких истерик, ибо хорошо понимала, что это может непоправимо навредить всей семье.

Отца Мальчика подняли с постели, велели быстро одеться, грубо толкнули в спину и увели с собой. Отец успел сказать сыну: «Береги маму, теперь только на тебя её надежда. А повзрослеешь, разберись со всем этим хотя бы для себя. Без этого ты не сможешь жить, потому как нельзя жить без логики».

От захлопнувшейся двери в доме повисла невыносимая тишина, вселяя в сознание двух осиротевших людей мысль о том, что здесь – её дом. Через минуту один из ночных гостей вернулся, внимательно осмотрел мраморную настольную лампу, за которой семья собиралась по вечерам, аккуратно намотал на неё электрический шнур и унёс.

Мальчик хорошо запомнил слова отца, решив для себя, что обязательно исполнит его просьбу, во что бы то ему ни стало. Он не знал, что надо делать, куда идти, усилием воли пытался остановить мучительный круговорот мыслей, не дававший сосредоточиться и выстроить логическую цепочку, в самом конце которой надеялся получить какое-то, пусть и невероятное, объяснение случившемуся. Образ любимой Девочки вновь встал перед ним, и Мальчик вдруг понял, что именно он поможет ему разобраться в той действительности, которая так внезапно и подло вторглась в его начинающуюся жизнь. А пока с этим надо как-то жить.

Мальчик не помнил, как шёл в школу, видел ли свою Девочку. Перед глазами был лишь бесценный тетрадный листик, сквозь который на него смотрели полные безысходной тоски отцовские глаза, когда он навсегда покидал свой дом.

Учительница долго стояла у стола, не приглашая учеников сесть. Затем она непривычно звонким голосом проговорила обычные слова. Мальчику почему-то показалось, что сейчас произойдёт что-то чрезвычайно важное. Учительница строго взглянула на него и ещё более звонким голосом раздельно произнесла: «Кто из вас Че эС Вэ эН?» Мальчик, ощущая свою леденеющую кровь, скорее почувствовал, чем понял, что вопрос касался только его. Через какое-то время он увидел перед собой красное разъярённое лицо, которое исступлённо кричало, чтоб он немедленно покинул класс.

Мама была дома. Она спокойно сказала, что они должны собраться в долгий путь, что времени мало и поговорят они в дороге. Куда отправляют их – «Членов семьи врага народа», она не знала.

Перед погрузкой в теплушку, как и у всех остальных отправляющихся, у них отобрали все их вещи, оставив лишь небольшую мамину сумку в её руках. Мальчик, отчаянно сцепив зубы, беззвучно и почти незримо плакал. Он плакал, не замечая ни времени, ни жуткой тесноты, ни пропылённого, насквозь затхлого воздуха. Ничто в белом свете не могло измерить глубину его несчастья. Записка Девочки отныне оставалась лишь в его преданной памяти…

В теплушке стало известно, что их ждёт поселение где-то на юго-востоке страны. Маленький, засыпанный пылью, забытый богом степной городишко обречённо и с какой-то отрешённой мудростью встречал своих новых поселенцев. В низенькой глиняной халупке с земляным полом и подслеповатым крошечным окошком, где поселились Мальчик с мамой, была печка. Она не только казалась, она и была бесценным сокровищем, и Мальчик своим взрослеющим умом понимал, что обязан здесь выжить. Он мужественно включился в новую жизнь, тяготы её переносил с волей взрослого человека и, как ни странно, был счастлив. Девочка ни на миг не покидала его сердце, а её записка тихо и нежно говорила о любви…

Мальчик начал учиться в местной школе, в которой преподавали самые настоящие учителя, тоже ЧСВН. Как ни странно, учёба пошла довольно гладко, его счастье окрыляло его во всём. Даже немецкий язык стал не таким уж сложным, и Мальчик начал изучать его основательно и серьёзно. Через какое-то время он с неистовой силой взялся за учёбу и достойно окончил среднюю школу.

 Мама Мальчика чувствовала, что на пепелище трагедии, постигшей их с сыном, постепенно взрастают хрупкие ростки той великой надежды, без которой немыслима жизнь. Свои душевные муки, скорбь утраты любимого человека, мужа и отца сына, она переносила с молчаливой покорностью, благодаря которой находила облегчение. И была благодарна сыну за его поддержку. Женщина знала о любви своего повзрослевшего ребёнка и считала себя не вправе спрашивать его о ней. Он тоже молчал.

22 июня 1941 года радио известило страну о войне. Попрощавшись с мамой, Мальчик явился на призывной пункт – спокойный, сильный молодой человек, хорошо сознавая своё новое чувство долга и ту трагедию, что постигла его Девочку, маму, всех людей огромной страны и его самого.

Как страшно было на войне! Но свист пуль, мин, снарядов над окопами, где жили и погибали мужчины, среди которых были совсем юные существа, веру Мальчика в жизнь убить не мог. Он не прятался от смерти и сполна испытал жестокие душевные и физические страдания, дважды был ранен, лечился в госпиталях, снова  возвращался на фронт, имел боевые награды. И никогда, ни на миг не представлял себя без той любви, что подарил им с Девочкой Всевышний.

«Где ты теперь? Как ты живёшь? Я знаю, что ждёшь меня. Ведь только благодаря тебе я сумел победить смерть. Я провожал в последний путь и засыпал землёй своих товарищей, я писал письма их матерям о том, что их сыновей больше нет, и жестоко страдал, представляя, как они будут читать эти письма. Как я ненавидел их, эти свои письма, которые медленно складывал в аккуратные треугольники, словно стараясь оттянуть срок их получения! Но всё равно я обязан был писать их, моя совесть мне велела это делать. И даже если бы мне запретили, я всё равно писал бы и отсылал эти страшные известия, потому что они, матери, не должны жить призрачной надеждой по всем законам человеческого бытия. Я страдал от ран и от того, как мы отступали. Как долго мы отступали! Мы мучились без пищи и воды, от холода и болезней и от того, что вокруг так долго ходила всепобеждающая смерть. Но даже на мгновенье я не забывал о тебе. Ты хранила меня, это наша любовь уводила осколки и пули, которые могли бы отнять у меня жизнь. Я обязательно найду тебя…»

После Победы бывший Мальчик, уже взрослый молодой человек, старший лейтенант, вернулся в свой город. Его мама тоже получила разрешение на возвращение из ссылки.

Дом, где Девочка жила до войны, оказался частично разрушенным, но что она могла погибнуть, у молодого человека не возникло мысли ни на миг. Он был твёрдо намерен искать её во что бы то ему ни стало.

Бывший Мальчик поступил в институт и с воодушевлением взялся за учёбу: изучал литературу, историю, философию и другие гуманитарные науки. И, конечно, довольно хорошо овладел немецким. Он так тонко умел чувствовать, так много успел увидеть, понять, осознать и осмыслить! И ему неистово хотелось писать, писать обо всём, и в первую очередь о войне. Стихи, рассказы, очерки и даже военные романы, другого занятия для себя он представить не мог. Работал в газетах, политических журналах и постепенно становился настоящим писателем.

Все его настойчивые до безумия поиски Девочки в течение многих лет оказались безуспешными. Одновременно болезненно и отчаянно, до муки он боялся встречи с ней, ему порой казалось, что она и должна остаться лишь в его неистощимой памяти. Он не забывал, что безжалостное время наложило свой отпечаток на внешность Девочки, что она изменилась так же, как и он, и, как ему казалось, хорошо представлял её теперешний облик. Но и морщины на её бледном исхудалом лице и грустные усталые глаза – печатью драмы прожитой жизни с их тёплым взглядом были милыми, трогательными и любимыми…

Прошло много лет. Мудрая мама убелённого сединами русского писателя тихо умерла, оставив сына его любви. Она никогда не говорила ему о том, что на свете есть другие женщины, и одна из них могла бы стать его женой и матерью их детей. Мама понимала, что это было бы кощунством, и сын мысленно благодарил её.

Через какое-то время пожилому, но ещё полному сил мужчине представилась возможность разобраться с вещами ушедшей в мир иной матери, выбросить ненужное и уложить на хранение то, что ему дорого. Разбирая свои же письма с фронта, затёртые детские фотографии, газеты, журналы, книги, в какой-то момент бывший Мальчик ощутил, как пол шатаясь уплывает вместе с ним куда-то в неземное  запределье.  И, словно волею своенравной мистики из неведомого созвездия, цепенея от леденящего ужаса и одновременно от удушающего восторга, он держал в руках ту самую – бесценную, уже полуистлевшую, книжечку стихов Блока. Затем судорожно распахнул её. На какое-то время отчаянно зацепившись за край странички, словно умоляя небесных архангелов не дать ей покинуть её вечную обитель, на пол соскользнула записка Девочки.

Великая, неподкупная истина мгновенно явила свой чудовищный лик.

На пожелтевшем от времени тетрадном листке было написано: «Ich liebe dich nicht.»

«Я не люблю тебя.»…

Валентина Ивановна Беляева родилась в 1951г. в г. Бурыни Сумской области Украины. Окончила факультет прикладной математики и механики Воронежского государственного университета. Работала инженером-программистом.
Автор пяти поэтических сборников, книги детских стихов «Лики радужных дождей». Печаталась в сетевых, коллективных, региональных изданиях, Антологии сетевой поэзии, в газете «День литературы», в литературно-художественных журналах «Мост», «Край городов», «Новый енисейский литератор», «Дальний восток», «Подъём», «Невский альманах», «Наш современник», «Новая Немига литературная» (Беларусь), «Берега», а также в научно-публицистических – «Берегиня» и «Азиатский форум».
Живёт в Воронеже.

 
Нажав на эти кнопки, вы сможете увеличить или уменьшить размер шрифта
Изменить размер шрифта вы можете также, нажав на "Ctrl+" или на "Ctrl-"
Система Orphus
Внимание! Если вы заметили в тексте ошибку, выделите ее и нажмите "Ctrl"+"Enter"

Комментариев:

Вернуться на главную