Анатолий БАЙБОРОДИН

СОКРОВИЩЕ
О купечестве нынешнем и былом, о капитале добром и злом

Благодетелям, радением коих мужало и процветало Государство Российское…

 

«Где сокровище ваше, там будет и сердце ваше» (Мф. 12:33).

«Моя идея была, с самых юных лет, наживать для того, чтобы нажитое от общества вернулось бы также обществу (народу) в каких-либо полезных учреждениях; мысль эта не покидала меня никогда во всю мою жизнь».

Третьяков Павел Михайлович

 

 

Купеческая судьба

«Доброе слово и злых делает добрыми, а злое и добрых делает злыми», – учил преподобный Макарий, дабы брат и сестра во Христе, поминая ближнего, не судили, – «не судите, и не будете судимы; не осуждайте, и не будете осуждены; прощайте, и прощены будете» (Лк. 6:37). Словом, дай, Боже, любви, чтобы мы, не осуждая ближнего за грехи, – кроме хулы на Святую Троицу, – видели бы в живой душе …на поле брани добра и зла… лишь свет божественной любви к Вышнему и ближнему, пусть и тусклый, светящий сквозь сумрак грехов и немочей; и, говоря о ближнем в очи или позаочь, поминали бы лишь добрые дела. А посему, в согласии со святоотеческим любомудрием скажу доброе слово лишь о добрых делах сибирского благотворителя , не пытаясь создать психологически верный, правдивый образ героя. А коль некоторые добрые дела его реальны, но мистические мотивы благотворительности воображены, как воображен житейский, душевный, духовный мир предпринимателя , то повеличаю его …ну, скажем, Петр Ильич Калашников. Я не поминаю в очерке имени благодетеля сибирского по двум мотивам… Мотив первый: благодетель …вообразим сие… верит, что истинная милостыня в согласии с заповедью Христа творится втайне, и Господь воздает въяве, в ином случае – торг, когда за деньги покупают суетную мирскую славу; о сем Слово Господне, запечатленное у святых апостолов Матфея и Луки (Мф.6:2-3;Лк.21: 1-4). Мотив второй: очерк посвящен купечеству – нынешнему и былому, капиталу – доброму и злому, а, прежде, – обобщенному и осмысленному купеческому милосердию, яко деянию божественному , а воображенный благодетель Калашников поминается лишь для изобразительности. Хотя, напомню, за вымышленным купцом Петром Ильичем – реальный предприниматель, для коего Петр Ильич – полагаю, идеал, образец для подражания, как и для иных русских купцов, промышленников и банкиров.

Далее вообразим… Потомок крестьян-христиан и благочестивого старорусского купечества, душой и разумом постигающий Священное Писание и Священное Предание, Петр Ильич, боголюбец и богомолец, любит и прощает врагов своих, но люто ненавидит и обличает врагов веры православной. От крестьянского рода …вообразим и сие… Петр Ильич унаследовал добрейшую русскую душу и христолюбивый дух, – черты характера столь редкие в деловом мире.

Купеческая судьба Петра Ильича Калашникова рождалась на сумрачной заре российской перестройки, когда по дьявольскому умыслу властвующие христопродавцы сокрушали Государство Российское, грабили и волочили награбленное за бугор, когда народ впал в нищету и беспросветную тоску. В студенческой юности безсменный командир строительных отрядов, после аспирантуры ученый-экономист, а потом возглавлявший отдел снабжения на крупном заводе, Петр Ильич, процветавший в Российско-Советской Империи, даже в причудливом, сказочном сне не смог бы провидеть грядущую предпринимательскую судьбу, да в лихолетье, когда наемники князя тьмы и смерти оседлали российскую власть. Но …может, и не без купеческих грехов… Петр Ильич все же смог пройти сквозь чужебесие дикого капитализма, не утратив из души любви к Вышнему и ближнему, к Отечеству и соотечественнику. А когда крепко встал на ноги, избрал путь русского купечества, радением коего по России-матушке, да и в родной Сибири, открывались и содержались храмы, богадельни, странноприимные дома, сиропитательные приюты, семинарии, издательства, музеи, картинные галереи, парки и даже погосты.

Ступив на купеческую стезю, Петр Ильич, от природы кряжистый, стал похож на старорусских купцов: долгополый костюм, похожий на кафтан, русая, изрыжа и с проседью борода лопатой …да и ума палата; лишь сивую гриву не чесал на прямой пробор и не смазывал для блеска лампадным маслом. По-первости, Петр Ильич, напоминающий былого купца и дородного попа, казался мне ряженным, вроде иных самодельных казаков, кои не ведают, с коего бока на коня забраться. Но после долгой беседы я понял: купеческий облик Петра Ильича вызрел постепенно и лишь из воинственной неприязни к затянутым в чёрные смокинги, лукавым менеджерам, похожим на вертлявых мелких бесов, да из любви ко всему русскому, и особо, к народному домострою. Обликом Петр Ильич напомнил мне знаменитого исторического писателя Дмитрия Балашова, что вечно …даже на писательских съездах в Москве… красовался в мягких, хромовых сапогах и русской рубахе навыпуск, препоясанной по чреслам витым пояском, расшитой по косому вороту малиновыми обережными крестами.

 

О капитале добром и злом

Петр Ильич Калашников – представитель крупного сибирского капитала. А капитал – возможность и добрых деяний во славу Божью, во благо ближних, и – недобрых, во зло ближним; к сему, капитал – вольно отпахнутые ворота в роскошный и диковинный сад любострастных утех и потех, кои нищему не по карману. Отчего нищий …без Бога и царя в голове… люто страдает от зависти, свирепо ненавидит богачей, – тоже охота услаждаться пороками, да нечем платить за пороки, в кармане блоха на аркане.

Грехи любезны, доводят до бездны… Некий даровитый, но бедный художник – увы …чадо разбитной богемы… склонный к пьянству и любострастию, – ликовал, что Господь не дал ему славы и денег, ибо при славе и тугой мошне не устоял бы перед «сладострастием земного бытия», и, махнув рукой на творчество, пустился во все тяжкие. В пламени страстей спалив душу дотла, обратился бы в обугленного мертвеца уже до Страшного Судилища.

 

Богатство и нищета… Есть нищета духа – « Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное» (Мф.5:3), – когда душа чиста и ясна, словно синее небо в солнечный день, когда книга души до черна не исписана демонской мудростью мира сего, когда страницы души чисты, уготовлены для начертания в них глаголов Божиих. Но мы нынче ведем речь о житейском богатстве и житейской нищете, которая …если то христиански осознанное бытие… счастливо сливается с нищетой духа, чем прославился сомн святых от первохристиан, проповедующих аскезу, и до православных, святостью в Земле Российской просиявших.

В воображении рождается картина из человеческой жизни в некой экзотической жаркой земле… Поджав голые ноги, сидит в тени бананового древа народный мыслитель-сказитель, напоминающий древлерусских гусляров и калик перехожих; корм мыслителя – бананы с древа, имущество – плат на голове да повязка на бедре. Американец, проезжающий мимо на роскошном авто, в ужасе восклицает: «Господи, как он живет в такой нищете?!» Мыслитель горестно вздыхает, глядя на американца в авто: «Господи, мне, вольному, жалко его: раб бесчисленных вещей, на обретение коих убил драгоценное время созерцания, размышления и воплощения, убил творческую волю, умертвил творческий дух, потому что о бесчисленных вещах печется денно и нощно. Ради вещей пожертвовал и божественным духом, что дарован был Свыше от рождения. И ныне его дух не вмещает землю и небо…»

«…Удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царство Божие» (Мф.19:24) , – сострадают христарадники с церковной паперти, провожая жалостливым взглядом зеркально сверкающие лимузины.

А горемыки, в коих пылает сжигающая душу зависть или бродит ярый бунтарский дух, воображают богачей лишь в порочной роскоши дворцов с видом на море, в окружение нищенских хибар и халуп, где чахнут от нищеты и ярёмного труда их несчастные батраки и холопы. И мечтают горемыки о русской революции, грозя буржуям: придем к власти, сунем в руки кайло… долбить колымскую мерзлоту, а в роскошных имениях ваших откроем пионерские лагеря и дома престарелых.

Православные любомудры, в терпении и смирении чураясь бунтарского зла, тем не менее, зрят глобальную демоническую силу в крупных капиталах, кои, слившись в Единый Мировой Капитал в Едином Мировом Царстве, учредят Единую Мировую Власть, и возглавит Власть тот, кто придет вместо Христа, кто станет Антихристом.

Былинные братья Долгополовы похвалялись богатырской силушкой: де, ухватимся за «кольцо» земли, опрокинем землю навзничь; и святорусский богатырь Илья Муромец сурово осудил нахвальщиков, ибо поначалу и ему калики перехожие вместе с питием вдохнули великую силу, а потом, спохватившись, убавили. Жрецы технократического буржуазного Молоха, новоявленные чада Мамоны – суть, «золотого тельца», – вооружившись демонической мощью технической цивилизации, ухватив «золотое кольцо» природы ради утробной прихоти и похоти, кажется, со дня на день полонят мать-сыру землю и замахнутся на Силы Небесные. Тут и погибель миру дольнему… увы, вместе с чадами Мамоны.

Владельцы капитала, если не рабы Божии, то – рабы князя тьмы и смерти , третьего не дано: «да, да; нет, нет; а что сверх этого, то от лукавого» (Мф. 5:37). Возложившие души на языческий жертвенник «золотого тельца», обладатели крупных капиталов, словно ангелы смерти, несут на черных крылах погибель миру, а, прежде, своей душе. Уж на что жил благочестиво, в ладу с заповедями Божьими богатый иудейский юноша, – возможно, из процветающего купечества, – и тот, увы, оказался рабом капитала, чадом клятого Мамоны. «Иисус сказал ему: если хочешь быть совершенным, пойди, продай имение твое и раздай нищим; и будешь иметь сокровище на небесах; и приходи и следуй за Мною. Услышав слово сие, юноша отошел с печалью, потому что у него было большое имение» (Мф. 19:21-22).

Словом, у крупного российского капитала два пути: путь гибельный, избранный глобальным капиталом, и путь спасительный – по заветам старорусского купечества, боголюбивого и человеколюбивого, созидавшего благолепные города с православными храмами и странноприимными домами, с театрами, библиотеками и картинными галереями .

 

О православном купечестве

Историческая миссия российского купечества в становлении и развитии России в либеральной историографии, литературе и журналистике XIX века, а потом и в советской ХХ века либо замалчивалась, либо окрашивалась мрачными тонами. Роль купечества в промышленном и гражданском строительстве, в социальном обустройстве России сводилась к жестокой эксплуатации трудящихся ради личного обогащения. А нравственно-психологический и социальный образ купечества за два века властителями …или растлителями… умов подвергся такой демонизации, что и по сей день образ русского купца сливается со зловещим обликом мироеда, создавшего начальный капитал либо разбоем, либо мошенничеством, преумножившего богатство за счет рабского труда наёмных рабочих, утопающего в роскоши, погрязшего в корыстолюбии, сребролюбии, разврате, диком самодурстве, мелочной скупости, при этом прикрываясь фарисейской набожностью и семейным домостроем. Зловещий образ русского купечества глубоко внедрился в сознание российского обывателя, несмотря на нынешнее историческое переосмысление образа, отчего и неслучайно то, что современные российские предприниматели, бизнесмены чураются величания «купец». Впрочем, причина …и, может, основная… еще и в том, что нынешняя правительственная идеология не выработала истинного и реального отношения к роли купечества в истории России дореволюционной и современной.

Историографическое искажение, а вернее, уничижение роли купечества в дореволюционной России и демонизация образа купца в общественном сознании происходили «благодаря» всеохватной либерально-демократической пропаганде, хотя и вопреки политики царского правительства, высоко оценивающего роль купечества в духовно православном, хозяйственном, социальном развитии Российской Империи и достойно, в отличии от нынешних времен, морально вознаграждающего купечество за труды во благо и славу Отечества. Правительство не шло на поводу либерально-демократического мнения, заведомо ложного и разрушительного для державного сознания общества, поскольку воспринимало купечество, как единственную действенную силу в экономическом и социальном развитии государства, самый надежный оплот державного и духовно-нравственного состояния. Историк П.А. Бурышкин писал: «Если бы торговое сословие и в прежней Московии, и в недавней России, было бы на самом деле сборищем плутов и мошенников, не имеющих ни чести, ни совести, то как объяснить те огромные успехи, которые сопровождали развитие русского народного хозяйства и поднятие производительных сил страны. Русская промышленность создавалась не казенными усилиями и, за редкими исключениями, не руками лиц дворянского сословия. Русские фабрики были построены и оборудованы русским купечеством. Промышленность в России вышла из торговли. Нельзя строить здоровое дело на нездоровом основании. И если результаты говорят сами за себя, торговое сословие было в своей массе здоровым, а не таким порочным».

Традиции русского купечества, сословно окрепшего после Крещения Руси, имели твердую православно-державную основу, а к девятнадцатому веку обрели завершенную идеологию, выраженную в знаменитом триединстве: «Православие, Самодержавие, Народность» – идеологию, русофобами прозванную «черносотенной», якобы исходящей от великорусского шовинизма.

 

* * *

Иркутское купечество народилось в средневековье. В конце XVII века Иркутск становится бойким торгово-ремесленным центром Сибири. Из разных земель России и Сибири стекались в Иркутск люди …если и без гроша в кармане, то с богатым купеческим воображением, крепкой хозяйской ухваткой, рассчитывающие на Божию волю и по трудам и молитвам – на промысловый, торговый фарт. Уже до градопризнания Иркутска к стенам Иркутского острога приходили бухарские караваны. Самый большой, состоящий из 172 верблюдов, привез в 1686 году товаров китайских и бухарских на две тысячи рублей. К их прибытию в город съехалось столь торгового люда, что все складские помещения были забиты товарами. К началу XVIII века в самом Иркутске появляются русские торговые люди, чаще переселенцы с северо-востока России: с Устюга Великого, Яренска, Пинеги, Вологды, Тотьмы и других городов Поморья. Русскому Северу обязан Иркутск зарождением славных купеческих династий: Сибиряковы, Трапезниковы, Саватеевы, Баснины.

Вольно и невольно иркутское купечество исполняло великую миссию православного просвещения языческих народов и освоения диких земель, отправляясь в путешествия к неведомым островам и странам, преодолевая огромные расстояния на лошадях, оленях, собаках, под парусами и на веслах, мужественно и смиренно переживая смертельные опасности, лишения, голод и холод. Гнал купеческий азарт, но спасала молитва и дела во славу Божию, во благо родного народа. Не случайно, со второй половины восемнадцатого столетия Иркутск – город сухопутный, далекий от морей и океанов – превращается в мощную базу промыслового освоения островов Тихого океана и Русской Америки; неслучайно, Иркутск становится и центром изучения, православного и хозяйственного Северо-Восточной Азии и Тихоокеанского региона.

Грех идеализировать российское , в том числе иркутское, купечество – баснословные богатства наживались и неправедными путями: иные сибирские богатеи, яко тати придорожные, начальный капитал добывали с разбойным кистенем на торговом тракте, либо с ружьишком на «золотой» тропе; встречались купцы-мироеды, по-дешевке и «огненной водой» скупающие меха у промысловых охотников, особо у инородцев, наживающие капитал за счет непосильного и надсадного труда наемных рабочих, загнавшие в могилу и обездолившие уйму бедных семей. Попадались и ухари-купцы, и жестоковыйные самодуры.

Но помянем легендарного киевского разбойника Кудеяра, за полвека покаянного отшельничества, молитвенного служения Богу и людям ставшего святым Питиримом… Купец купцу рознь, да и лишь Бог без греха: многие купцы, будучи людьми православными, в зрелые лета либо на закате жизни исповедально каялись в грехах, и, замаливая грехи, жертвовали баснословные капиталы на храмы, больницы, сиропитательные, странноприимные, ночлежные дома.

В отличии от нынешних времен, когда государственная политика морально не поощряет народных благодетелей из деловых людей, в России же с начала восемнадцатого века до начала двадцатого столетия сословие купцов за великие заслуги перед Отечеством на государственном уровне обретает многочисленные привилегии, выделяется в привилегированное сословие.

 

Творение блага

Сегодняшние предприниматели купцами величаться не спешат: купеческое сословие в России не возродилось, жалованными грамотами не утвердилось, а старорусское купечество в либеральном искусстве столь черно намалевано, страх Божий глядеть, краше в гроб кладут. К тому же иные предприниматели в душевной глуби чуют обреченно: до православного купечества им словно до Небес Божьих, ибо не по Сеньке шапка.

Русские купцы – разумеется, избранные, что обрели истинную, искреннюю веру во Христа Спасителя, – ведали, что пришли в дольний свет нагими, нагими и уйдут в горний свет, и деньги в могилу не унесут, и что Господь примет их души по любви к Богу и ближнему, воплощенной в добрых деяниях. Архиепископ Иннокентий, Перво вятитель Иркутский, толковал: «Послушайте, любимцы… Яко же человеку на одной ноге нельзя идти, ниже птице об одном крыле летати. Тако и человеку о единой вере без добрых дел не получить спасения…»

Благо-творительность испокон веку жила в обычаях русского купечества, но в  Сибири благотворительность обрела диковинный размах. Шиком у богатого сибирского купечества при открытии подписного листа для строительства храма, приюта, богадельни было неожиданно проставить в нем такую сумму, кою не смогли бы превзойти другие.

Но не похвальба лишь подвигала купцов на щедрое милосердие… Русский мужик-древоделец, срубив дом-пятистенок из сосняка, что до звона выстоялся на корню, уложив в нижние венцы листвяничные кряжи, умудрив карнизы и наличники кружевной лепотой, не о том лишь гадал, что ладно, угревно и чадородно заживут домочадцы в хоромной избе, но и небесной блажью сладко томил сердце: продюжит изба века два, и добрым словом, искренней молитвой помянут внуки и правнуки его, строителя хоромины, и станет легче, отраднее на небесах его крестьянской древодельной душе, согретой сестринской и братчиной любовью во Христе. Подобно домостроителям, и православные купцы в делах милосердия помышляли о благодарственных молитвах – во здравие и за упокой.

Благо творили православные купцы потому, что верили в Бога и страстно, до самоотречения, любили родной русский народ, Святую Русь, и могли воскликнуть вслед за поэтом:

Россия, Русь, — куда я ни взгляну…

За все твои страдания и битвы

Люблю твою, Россия, старину,

Твои леса, погосты и молитвы,

Люблю твои избушки и цветы,

И небеса, горящие от зноя,

И шепот ив у омутной воды,

Люблю навек, до вечного покоя...

Россия, Русь! Храни себя, храни!

К сему стародавний купец, народный благодетель, верующий в бессмертие души, свято чтил евангелийскую заповедь: «Итак, когда творишь милостыню, не труби перед собою, как делают лицемеры в синагогах и на улицах, чтобы прославляли их люди. Истинно говорю вам: они уже получают награду свою» (Мф. 6:2). И хотя понимал благодетель: де, твори милостыню втайне, воздастся в яви, но и, помышляя духом о мире горнем, обитая душой в дольнем мире, утешен бывал и похвальным словом от благодарных соотечественников.

Помянем заупокойной молитвой иркутского купца-золотопромышленника Иннокентия Сибирякова, принявшего ангельский чин – святую схиму – в скиту на Святой горе Афон, накануне передавшего все наличные средства духовному отцу иеромонаху Петербургского подворья Свято-Андреевского скита Давиду (Мухранову) для Русской Православной Церкви, а на Афоне выделившего на возведение собора во имя Андрея Первозванного два миллиона рублей в исчислении того времени, то есть, конца девятнадцатого века, а так же отпустившего средства на строительство трехэтажного больничного корпуса с церковью в честь святителя Иннокентия Иркутского, на постройку малой церкви во имя Благовещения Пресвятой Богородицы.

Можно помянуть и других русских купцов, кои на закате лет едва ли не весь капитал завещали монастырям, храмам, богадельням, приютам, странноприимным домам и больницам, помня, что ранее творили милостыню от избытка . Речено же в Святом Благовествовании: «Взглянув же, Он увидел богатых, клавших дары свои в сокровищницу; увидел также и бедную вдову, положившую туда две лепты, и сказал: истинно говорю вам, что эта бедная вдова больше всех положила; ибо все те от избытка своего положили в дар Богу, а она от скудости своей положила все пропитание свое, какое имела» (Лк.21: 1-4). Словом, иной сердобольный голодранец, кинувший остатний грош помирушке-побирушке на паперти, свершил истинное благодеяние, кое зачтется на Страшном Судилище; а купец, промышленник или ростовщик, жертвующий от избытка и жаждущий прилюдного восславления, и народом восславленный, сполна получает награду в земном обетовании, не обретя сокровищ для Вечной Жизни.

Иные нынешние сребролюбцы жертвуют на храмы, покупают в церковной лавке толстые свечи и с кротким, ангельским смирением возжигают пред святым алтарем, и даже исповедуются и причащаются, а веры нет, есть лишь языческое суеверие, ибо не молятся Христу Богу о спасении души в Царствии Божьем, а ждут по денежным жертвам, по благочестию и молитве лишь благ земных и тленных, ибо слишком любят дольний мир, где суета сует и томление духа, и смутно воображают горний мир – жизнь после смерти.

Ведал я крещеного богача, который жертвовал на православные храмы, но – от избытка , и, палимый честолюбием, ждал великих почестей от Церкви Православной, а в глубине души – и посмертный рай, похожий на барскую усадьбу с дубовыми аллеями, тихими прудами, где плещутся нагие нимфы. Ишь, и на земле нужды не ведал, яко сыр в масле катался, и рай купить охота, огороженный от нищего и вороватого простолюдья каменной оградой.

Православная Церковь испокон веку воздавала почести благотворителям-храмостроителям, поминала в заздравных молитвах; а если по Божьему промыслу, по людскому умыслу, по недогляду обходила иного благодетеля почтеньем громогласным, то благодетель либо прощал, либо, не вмещая в душу заповедь о тайной милостыне, бранил неблагодарную Церковь. И готов был, шатнувшись от православия, возгласить ересь бесовскую: де, храм Божий – в душе, не в камне, из коего сложены церкви; а посему если церкви рухнут, храм в душе не умалится.

Помнится, святейший Патриарх Кирилл, беседуя с иркутской деловой элитой, поведал церковную притчу про богача, удумавшего купить райское блаженство, словно загородную хоромину… Жертвовал благодетель на храмы, принародно тряс мощной, и, упокоившись, рванул в рай. Святой апостол Петр, коему вверены ключи от рая, преградил путь: «Вам, дядя, не сюда. Вам, дядя, туда...» – и указует перстом на ад кромешный, где огнь, сера и скрежет зубовный. «Да ты, что… мужик?! я такие деньжищи отвалил на строительство храма!..» Вздохнул святой Петр: «Не переживайте, дядя: деньги мы Вам вернем …» О ту пору убогий дворник, что мел улицу супротив его барских хоромов, не бредет, а плывет в рай, да не в заплатной телогрейчишке, а в светящемся белом покрове; Петр-ключник с поклоном отпахивает ему врата рая, ибо поведал Спас: «Тако будут последние перви, и первии последнии: мнози бо звани, мало же избранных». (Мф. 20:16)

Но… мир не без праведников, и мир нынешних предпринимателей не без добрых людей, унаследовавших традиции православного русского купечества; и если в России нечто доброе созидается, то благодаря и частному капиталу. Хотя купеческие традиции, не возрождаясь в исконной славе, и проявляются лишь всплесками участия предпринимателей в делах благотворительности и меценатства.

* * *

Маловедома мне даже внешняя, видимая жизнь реального предпринимателя, коего утаил за спиной воображенного купца Петра Ильича, а, тем паче, неведома сокровенная – душевная и духовная, но вклад благотворителя в судьбу родного города столь зрим, что имя предпринимателя уже запечатлелось в городской летописи и памяти горожан. Но вернемся к Петру Ильичу… В отличии от буржуев, у коих денег как у дурака махорки, а льда в Крещение не вымолишь, кои при мертводушии и единой извилине в бритой башке могут раскошелиться лишь на плотские утехи да на ведьмовские песни, пляски и ржание лицедеев в телевизоре, Петр Ильич Калашников крупные капиталы вложил в благотворительные проекты: храмостроение, реставрация церквей, строительство и содержание странноприимных домов и богаделен, издание православной святоотеческой литературы, подобной творению митрополита Иллариона «Слово о Законе и Благодати».

Воображаю …сам, бедолажный, подпирал стены в приемной… сколь просителей с жалобными письмами, заманчивыми проектами толкутся у парадного подъезда Петра Ильича: вот батюшка в линялом подряснике – похоже, из бедного сельского прихода; вот опухший от запоя, гривастый живописец с этюдами в холщовой суме; вот нахрапистый поэт, уже сочинивший оду купцу; вот хитромудрый издатель, гадающий, как искусить купца честолюбием, издать пышную книгу о его купеческом величии; вот долгоногая краля, похожая на цаплю, победившая на конкурсе красоты в Староконюшенном проулке, повторяющая, чтобы не забыть: «Красота спасет мир»; вот библиотекарша от волнения исходящая красными пятнами; вот неказистый и нищий сочинитель повестей, дрожащими руками застегивающий и расстегивающий верхнюю пуговку на рубахе, поправляя некогда белый, ныне вышарканный, пожелтевший воротник; вот… и-и-и бесконечная вереница прошаков Но се птицы мелкого помета и низкого полета; крупные и хищные буром прут через приемную мимо ошалевшей от народа, нервной секретарши. Просителям …их тьма тьмущая… нужны деньги, а казна торговой компании не бездонна. Живущий строгим русским домостроем, Петр Ильич на безделицу не раскошелится; благодетель чует, кому, перво-наперво, надо помочь, исходя лишь из истинной нужды просящего либо исходя из значимости для народа социального или культурного проекта, а не из своего честолюбивого, своекорыстного расчета – в сем случае не милосердие, а купля и продажа, ибо речено Спасителем: «…если делаете добро тем, которые вам делают добро, какая вам за то благодарность? ибо и грешники то же делают» (Лк. 6:33). «Истинно говорю вам, они уже получают награду свою» (Мф. 6:2).

Занимаясь благотворительностью, Петр Ильич особое значение придает Православию, где спасения души пред Вечностью, потом – искусству, «где русский дух, где Русью пахнет», где утешены добрым словом униженные и оскорбленные. Благодаря и Петру Ильичу вышли в свет книги талантливых иркутских писателей; и на средства его торговой компании писатели и художники получали годовые подписки на русский журнал «Наш современник».

В череде просителей, выше помянуто, мелькал и бойкий издатель; и не случайно: Петр Ильич, как он покаянно выражался, грешил стихописанием. Стихи не печатал, но, случалось, по вдохновению читал в дружеских застольях; и так волновался, читая, и так извинялся, прочтя. Проведав о пристрастии купца к стихосложению, издатель долго кружил вокруг скромного поэта – не бедная птица-синица, богатый журавль в руки летит, – долго склонял к изданию поэтического сборника, и… выходил книгу. Издав пышный сборник стихов – в слове немудреных, откровенно назидательных, изложенных по мотивам Нагорной проповеди Христа, – Петр Ильич полистал пахнущую типографской краской, роскошно обряженную книгу и поначалу впал в телячий восторг; но уже через месяц схватился за голову и проклял день, когда согласился на издание, ибо …донесся слух… прослыл рифмоплётом среди здешних стихотворцев. Несчастный Петр Ильич, ведающий и любящий русскую народную поэзию, долго сокрушался, что не устоял перед честолюбивым соблазном, издал книгу стихов: «Русская поэзия… Пушкин, Есенин, Клюев, Васильев, Рубцов, Кузнецов… а я-то, дурак, куда полез со своими виршами?! Со свиным рылом, да в калашный ряд…» Но добрые поэты, пишущие добротные стихи, утешили страдальца: «Всякое дарование – и малое, и великое – коль от Бога, то и во благо народа».

Беседа о России

Нынешние и грядущие российские предприниматели могут стать достойными преемниками былого российского купечества, но, к сожалению, наёмники в российской власти, не поощряют региональное предпринимательство, радеющее о промышленном, социальном, духовном и культурном развитии украинной России.

В дьявольском омуте идеологической, политической и экономической перестройки России конца XX века началась стремительная централизация собственности и природных ресурсов, доведенная до абсурда, когда всеми богатствами страны овладел столичный олигархический капитал, и региональные предприниматели, по-сути, не имеют доступа ни к своим природным ресурсам – нефть, газ, лес, – ни к региональной собственности в сфере промышленности и особенно энергетики. А если и перепадают крохи с барского стола, то после дележа собственности между губернской властью и столичными, а иногда и зарубежными олигархами. Российские, в том числе и сибирские предприниматели, неохотно вкладывают средства в местные хозяйственные, социальные, культурные проекты, потому что, увы, мало верят в будущее России, где с негласного дозволения постсоветской верховной власти, а порой и сознательно уничтожался промышленный потенциал страны, а вместе с промышленностью и социально-культурные инфраструктуры, что особо остро ощутили в провинции, в том числе и в Иркутске.

Уродливая экономическая политика стала верховной причиной того, что не возродились былые купеческие традиции; но, о чем толковалось выше, причина и в душах русских предпринимателей, кои …нередко… понимали православной воцерковление не как спасение души для Царствия Божьего, а, по-сути, язычески, как залог материального процветания в мире земном.

Пропадите лес и горы, я на кочке проживу… Иные российские воротилы, торговые и финансовые, в жестоковыйной погоне за прибылью чихали с высокой колокольни на судьбу родного народа – сдохни народишко русский, лишь бы я и домочадцы пребывали в роскоши; гори Россия синим полымем, можно и за кордон отчалить. В отличие от доморощенных мироедов, купец Петр Ильич искренно переживает о грядущей судьбе России и русского народа, будучи русским националистом, в смысле, любящим отеческую нацию. О судьбе России и русского народа мы и беседовали в его загородном доме – в светлом кабинете с высокими книжными шкафами, с русскими пейзажами, с таинственно мерцающей в лампадном свете, резной божницей в красном углу, откуда жалостливо взирали на нас Спас Вседержитель, Царица Небесная, святые угодники и чудотворцы. Бедная деревенщина, испуганно и подобострастно гнущий выю перед сильными мира сего, оробел я в купеческих хоромах, путано и сбивчиво затеял беседу, но, утешенный ласковым, почтительным взглядом, осмелел. Беседу – запечатленную на бумаге, придирчиво правленую Петром Ильичом, изрядно усеченную, – ныне и ввожу в очерк.

– Петр Ильич, среди крупных российских предпринимателей, чиновников и политиков с либерально-космополитическим сознанием, для коих Россия-родина – «страна дураков», среди дельцов, разжившихся на спекуляциях, на «прихваченной» народной собственности, неистребимо мнение о том, что Советскому Союзу нечем хвалиться, а тем паче, гордиться, что социалистическая Россия — голодная, холодная, населенная рабами, что в пьяном застолье мечтают о капиталистическом рае, о «свободе» по образу и подобию Западной Европы и Америки. Петр Ильич, а как Вы, процветающий предприниматель, относитесь к советскому прошлому, когда наши деды и отцы даже в крамольном сне не могли увидеть грядущий российский капитализм?

— Великий грех взял бы на душу, если бы охаял советское время, благодаря которому вышел в люди, как говаривали о ту пору. Копеечные цены за пропитание, бесплатное медицинское обслуживание …ныне медицина – подлая и циничная, спекулятивная торговля… бесплатное жилье, когда миллионы простых, бедных людей получали прекрасные квартиры, попутно обзаводясь и дачами. А какие пенсии получали рабочие и служащие, выходя на заслуженный отдых?! Скажем, пенсия в сто двадцать рублей в ту пору равнялась 70-80 процентам средней заработной платы. Это не 17-18 процентов как ныне. До ста процентов средней заработной платы пенсия выросла в сталинские годы. (Кстати, либеральные историки умалчивают, что Сталин писал добротные стихи на родном грузинском языке, и, в отличии от последующих кремлевских невежд, лично просматривал художественные фильмы, читал литературные произведения.) Но вернемся в Советский Союз… Двадцать лет назад депутаты отчитывались не «лежачими полицейскими» на дорогах и пешеходными переходами, а построенными микрорайонами и тысячами бесплатных квартир. Хотя нефть тогда стоила не 120, а 12 долларов за баррель.

Но трагическое заблуждение российского социализма – даже более позднего имперского, – заключалось в попытке устроить безбожный «рай» на земле; но рай может быть лишь в Царствии Божьем и с Богом. Земной «рай» в одночасье рухнул, словно замок из песка в ненастье, и на порухе лукавые начали поспешно строить замок «ада».

– Замок «ада»?.. Хотя, думаю, верно сказано. Я уже писал в очерке «Спаси, Блаже, души наша…» и ныне напомню: «трагедия перестроечной России даже не в том, что искушенные чужебесным Западом, доморощенные воры и душегубцы державу в одночасье ограбили до нитки, и российский народ проснулся нищим и обездоленным; великая трагедия России в том, что окаянная власть …воистину, наёмники Мировой Сатанократии … вот уже два десятилетия с дьявольским упорством, с дьявольской методичностью трудится над изменением русского характера . Наши массовые зрелищные искусства, подобные бесовским пляскам на русских жальниках, даже несмотря на сопротивление Русской Православной Церкви, выбивают из русского характера исконные начала: любовь к Вышнему и ближнему, к роду и родному народу, к православному Отечеству, братчинность, общинность, совестливость, обостренное чувство справедливого мироустройства. Высокие и спасительные для народа и Отечества духовно-нравственные начала вытесняются индивидуализмом, корыстолюбием, честолюбием, животными инстинктами. Чего ради сие творится? Историческая случайность, или некий политический, а вернее, мистический замысел о России? Ответ простой… Вот ставшая хрестоматийной, набившая оскомину, цитата из политического наставления идеолога Мировой Сатанократии, ненавидящей православный русский народ: «Разрушим их хваленую духовность, и Россия рассыплется сама». В прошлые века, когда не было в помине глобальных средств массовой информации, помянутые этические начала жили в народе неколебимо, и лишь в придворных и притворных российских сословиях под влиянием западноевропейской культуры происходили ментальные изменения, утрата национального характера. Но в годы перестройки с ее агрессивной и всеохватной дьявольской пропагандой , с использованием телевидения, космполитизации, эгоцентрическому индивидуализму подвергся уже весь русский народ – особо, предпринимательское сословие, – стал утрачивать исконный духовно-нравственный образ ».

– Неслучайно, из «голубого ящика» денно и нощно льётся грязный поток безнравственных шоу, а это – бунт против Бога; зрителя искушают соблазном заглянуть через замочную скважину в частную жизнь раскрученных персонажей, искушают соблазном порыться в их грязном белье, обсудить последние сплетни. Смакуются кровавые сцены, вдалбливается в народное сознание культ силы и денег, культ эгоистического индивидуализма, нравственного цинизма и национального нигилизма. В отличие от советского телевиденья, славящего великие достижения русского искусства, произведения искусства других народов Империи, нынешнее российское телевиденье затворило двери для русской классической прозы и поэзии, музыки и живописи. Мало кто знает, что наши бывшие враги – имею ввиду, немцев, – 2003 год объявили годом замечательного русского поэта и дипломата Фёдора Тютчева в честь его 200-летнего юбилея. В России же славный юбилей «засекретили», как «засекречены» имена выдающихся писателей второй половины двадцатого века – Абрамов, Носов, Рубцов, Кузнецов, Белов, Распутин, Личутин – зато вдоволь «смехачей». Делу время, потехи час, а у нас всё – потеха… «Повезло» …в смысле, хоть изредка, но поминается на телевиденье… Шукшину, потому что не столь писательством, сколь актерским и режиссерским талантом покорил мир; «повезло» и Астафьеву – угодил наемной власти, поносящей народ русский.

Государственная политика в области русской культуры, вроде, и отсутствует, а вроде, и присутствует, изгоняя из культуры национальную самобытность, исконный народный язык, обычаи, обряды, традиции. Скажем, слово обладает величайшей мощью: слово уродует и облагораживает человека, слово убивает и воскрешает человека . Для того, что бы русское слово спасало народ, оно должно звучать и с экранов, и по радио. Помню, 2007 год Владимир Путин объявил годом русского языка, но дальше объявления государственная телега не стронулась. Всё та же пошлость на экранах и в жёлто-глянцевой прессе. Всё то же засилье иностранных слов и вывесок на чужих языках, всё так же планомерно уничтожается русская и другие национальные культуры, а с ними и сам народ. С годами понимаешь, какой это божественный, великий дар — русская речь. Язык не может быть создан искусственно, он не приживётся. Против русского языка идут серьёзные войны, которые мы в суете и не замечаем.

В бывших советских республиках и в нынешних автономных, где оберегаются язык, обряды и народные обычаи, даже при экономических тяготах нет тенденции вымирания, крепки семьи, нет беспризорников и детей, брошенных в роддомах.

Можно, конечно, винить российскую власть во всех смертных грехах, сваливая на власть и свои грехи. Валентин Распутин прекрасной повестью «Дочь Ивана, мать Ивана» пытался пробудить народное сознание, утверждая, что мы, соборно слившись воедино, сами должны защищать своих детей от насильников и наркоторговцев, коль не можем достучаться до власти. Ради денег дома поджигают, киоски палят, но боятся ради собственных детей сообща побеспокоить наркоторговцев палками по рёбрам или ночным окнам. Только и стонут: куда милиция глядит?! А она глядит то же, что и мы – потехи в «голубом ящике»…

Если нам – потомкам преподобного Сергия Радонежского и святого правоверного князя Дмитрия Донского, Минина и Пожарского, Пушкина и Достоевского – не удастся вырваться из увлёкшего нас стремительного и мутного водоворота, то мы не оставим внукам даже и природы, годной для обитания на той земле, где сейчас Россия; не оставим и некогда мощного генофонда русского народа и даже памяти о загадочной русской душе.

Но никогда не поздно ударить в набат по поводу массового растления юных душ; сообща мы сможем достучаться до власти, остановить поток телевизионной нечисти, спасти наших детей! И слава Богу, в народе еще не иссякло нравственное здоровье, не избылась любовь к Вышнему и ближнему, к священной русской земле.

 

Любовь к Божественной красоте

Благотворительность Петра Ильича Калашникова широка: православные храмы, приюты и богадельни, памятники и памятные доски героям России, издательские проекты, художественное творчество, где наособицу – иркутская живопись. И не случайно Петр Ильич – коллекционер произведений изобразительного искусства, а с недавних пор и владелец картинной галереи, где собраны картины талантливых сибирских художников.

Солнечным полуднем, когда небо по-вешнему вольно отпахнулось, засинело, и зеленоватой, сиреневой дымкой притуманились в скверах березняки и осинники, заглянул я на выставку иркутских художников, живописно запечатлевших сибирскую природу и жизнь сибиряков. В большом и старинном зале художественного музея и случилась памятная встреча с Петром Ильичем Калашниковым.

На эдакие выставки …себя показать, на людей поглазеть… стекается весь здешний свет, бомонд, говоря по-нынешне: губернские и городские чиновники, предприниматели, а, перво-наперво, расхристанный творческий народец; начинаются охи, вздохи, объятья друзей-товарищей, кои годами не видятся, – такова нынешняя жизнь, бешено скачущая к пропасти, когда, абы выжить, вертишься, как несчастная белка в колесе, бьешься, как уловленная муха в паучьих силках, крутишься, не видя белого света, и годом да родом, лишь на творческих сходках и обнимешься с братьями и сестрами во Христе, с боевыми другами и подругами. Волнуешься – потеешь, краснеешь, вдруг охота спину почесать меж лопаток, – и кажется, весь свет на тебя глядит; рассеяно пожимаешь руки и целуешь ручки, заискивающе кланяешься чиновникам и купцам, бегло пробегаешь по картинам суетным, незрячим оком.

Петр Ильич – любитель и ценитель живописи, будущий основатель частной картинной галереи, – не суетясь, вдумчиво и пристально, отрешенно вглядывался в картины, а уж потом обменивался впечатлениями с именитым художником, с которым купца, похоже, связывала давнишняя дружба. Впрочем, отвлекаясь от картин, Петр Ильич иногда с добродушной улыбкой, по-русски неспешно и троекратно челомкался с друзьями и кланялся дамам. Я любовался, издали глядя на Петра Ильича, дородного, степенно оглаживающего тронутую сединой, русую бороду; и чудилось … хоть крестись… словно дивом одолев путь в два века, старорусский купец вдруг нагрянул в нынешний музей: прикатил из купеческих хоромин или завернул после заутрени в храме, воздвигнутом на его капиталы. Даже внешне столь чужд он был гладко выбритым, отутюженным братьям-предпринимателям, кои либо с барским высокомерием в остекленевших глазах взирали на человечий рой – холопы!.. либо с приклеенной к лицу, лукавой менеджерской улыбкой и свинцовым холодом в зверином взгляде.

Похоже, иные пейзажи впечатлили Петра Ильича; не случайно, избранные живописные холсты той выставки вскоре пополнили его коллекцию, позже представленную в альбоме реалистической живописи.

Спустя годы после музейной встречи сподобился я увидеть и всю коллекцию Петра Ильича – всю коллекцию лишь в те дни : домашняя галерея разрасталась не по дням, а по часам, словно сад азартного и щедрого садовника. И пополняли коллекцию, за малым исключением, произведения реалистических художников, чье творчество уже обрело или ныне обретает признание в мире сибирского… российского искусства.

В нашем приятельском общении на фоне живописи рождался образ будущего альбома, куда я подрядился сочинить очерк; очерк вылился в очерковую книгу о сибирской живописи и скульптуре «Избранные», кою Петр Ильич замыслил издать особо. О ту пору у иркутского купца зрела и мысль о создании частной картинной галереи, куда бы …памятуя о всесветно славленом купце Третьякове… он вложил часть нажитого капитал. Но пока картины размещались в загородном особняке, снежно белеющем среди солноликих сосен и разлапистых кедров.

Минуя высокие залы, меблированные на старокупеческий лад, переходя из лета в осень, из осени в зиму, вглядывался я в живописные полотна, в скульптурные композиции, воплощенные в древе и бронзе, и чуял, что избирал Петр Ильич произведения не случайно, но по восхитительной и сострадательной любви к родному русскому народу, к русской земле, словно по глаголам святого апостола Павла: «Ныне пребывают вера, надежда, но любовь из них больше» (Кор. 8:1) . Произведения избирались без лукавой «широты взглядов», когда в живописи …якобы!.. мирно уживаются божественное и демоническое; когда в единой выставочной экспозиции …якобы!.. могут соседствовать живописные произведения, где воспеваются человек – Образ Божий, природа – Творение Божие, с картинами, где рушатся и корежатся Образ и Творение, где живописуются и романтизируются человеческие грехи и пороки.

Познакомившись с коллекцией живописи купца Калашникова, я подумал: коллекционер коллекционеру рознь… Иные лихие собиратели картин, что коллекционеры спичечных этикеток, пустодушные, глуховатые, подслеповатые, не способны учуять истинное произведение, – не дано от Бога, народа и природы, а посему, берут картинки художников, угодливо рисующих на потребу покупателя. Хотя Лев Толстой и упреждал эдаких прытких искусников: «Искусство, поставившее себе целью поставку потех для богатых классов, не только похоже на проституцию, но есть не что иное, как проституция». Ученик Платона, древнегреческий философ Аристотель писал: «Цель искусства не в занимательности и удовольствии, а в нравственном совершенствовании человека».

Иной толстосум с золотой цепью на шее к тому же приобретает картины, словно мебель, из соображений прикладных: впишется ли картина в интерьер кабинета, залы, спальни, предбанника, нужника, соцветна и созвучна ли будет жене, украсит ли стены вместо вычурных обоев?.. Не повесишь же в детской спальне трагическую картину Ильи Репина, где Иван Грозный убивает своего сына, либо картину Василия Перова «Свидание» – бедная деревенская вдова навестила сына, малого недоросточка, отданного сапожнику в подмастерье; не украсишь же роскошную супружескую опочивальню печальной картиной, опять же, Перова про то, как бедная баба с ребятишками везет на унылых санях покойного мужа-кормильца; не поместишь же в богатом офисе картину того же Репина «Бурлаки на Волге». А посему, словно ядовито-крашенная дама из колоды карт, выпадает «глухарю» либо приторно-сладкий, блудливо-розовый «реализм» – гламур, похожий на глазурованный пряник, либо нечто тяготеющее к лакированному театральному декоративизму, либо, на худой конец – абстракция, которая, абы подивить гостей – пустить пыль в глаза. Простец глянет на «абстрактный портрет», пожмет плечами: «Не пойму, где перед, где зад, но… гениально».

Видывал я на своем веку частные живописные коллекции: и малые, что пятнали стены контор да жилищ, и большие, подобные галерее; но в отличии от прочих собраний живописи – либо прикладных к богатому жилищу, либо художественно пестрых, духовно смутных, – картинная галерея Петра Ильича дает полное и ясное представление о современной русской живописи, рождает цельное нравственное впечатление.

Тайное становится явным, и когда слетают с тайных помыслов пышные словесные покровы, во всяком деянии видится изначальная цель, за какими бы выспренними глаголами не пряталась. А посему у картинной галереи …у творчества, у человеческой души… есть два пути: праведный – от Бога, народа, природы и порочный – от лукавого беса, и невозможно избрать третий путь, ибо речено Спасом: «не можете служить Богу и мамоне…» (Мф. 6:24) . Хотя лишь Бог без греха, и покаянная православная душа – вечное сражение света и тьмы, добра и зла.

Порочный путь, когда картины художников – а мастер может быть от Бога и от лукавого – покупаются, словно любовницы, изысканно крашенные, манерные и «загадочные», в сути, мертводушные и корыстолюбивые; когда на открытиях выставок звенят пустые словеса для утешения больного и порочного честолюбия галерейщика, отчего художественные мероприятия похожи на остроумно-пошлые телешоу и пустые светские рауты со «свадебными генералами»; когда у хозяев салона, спаливших душу в азарте наживы, лишь одна цель: от приобретения и продажи картин получить предельный доход, пусть даже и лукавый.

Праведный путь : когда произведения искусства обретаются в согласии с духовным понятием красоты человека, как нерушимого подобия Божия, в согласии с понятием красоты природы, как великого и нерушимого Творения Божия, когда на галерейных выставках звучат сокровенные и покаянные, пророческие слова о судьбе и духовной сути человека, народа, мира, когда картинная галерея для владельца становится не столь коммерческим, сколь духовным, национально-державным деланием; когда устроением галереи занимаются не мимоходом-мимолётом, но в полную боголюбивую и человеколюбивую душу, полагающую, что истинное, искреннее, талантливое искусство от Бога способно пробудить очищающую душу любовь к Вышнему и ближнему, к родному народу и Отечеству, способно указать ближнему узкую тропу к храму, где душа спасается в преддверии Вечности. Сей светлый путь и выбрал покровитель живописи купец Калашников.

«Красота спасет мир…» – верил Достоевский, имея ввиду не бесовскую «красоту», подобную красе нагой крали, коя искушает худобожьих, но красоту христианской души, где негасимо светит и греет ближнего свет любви к Богу, к брату и сестре во Христе, к божественной природе.

19.02.2012


Комментариев:

Вернуться на главную