В полновесном томе избранных произведений Валентины Ерофеевой-Тверской «Душа исповедальная», выпущенном министерством культуры Омской области в 2013 г. ( редактор Нина Ягодинцева), собраны стихи разных лет. Это книга чистой поэзии, включившая обширный массив стихотворных текстов и лирическую поэму о милом автору сиротском, но сердечном детстве в бабушкином доме на тихих Северных улицах, не может не быть исповедальной по определению. Её скрепляет в художественное единство характер лирической героини, сложное развитие её любовно-поэтического романа и многогранное обаяние любимых приёмов поэтики.
* * * Открывается книга программным произведением, вынесенным за пределы всех четырёх лирических разделов. Уже в нём впрямую обозначены некоторые важнейшие ориентиры духовно-нравственной жизни героини : «проторённой дорогой не шла,/ не иду»; «быть самою собою - / Душою и телом»; «Мы легко подчинились / Вселенскому ритму» ; «С нами Бог!И едины - / Любовь и молитва»...Впрочем, оговорюсь, что христианское и здесь, и в других стихах по большей части обозначено декларативно, органично, но реализовано не эстетически. За исключением тех стихотворений, где воплощено состояние воцерковлённого человека в заклинании, молитвенном слове : Скоро праздник святой — Покров. Божьей Матери помолюсь, Чтоб других не смущать ничем, «Сколько было прожито...тревожных лет» её бедовой, упрямой героиней «с непокорной головой» ! С сознанием, что её сердце окрепло от страданий. Она не ходит в поводу обстоятельств, а стремится выше и выше поднимать планку своих возможностей ( «В жилет не стану плакаться...»). В лирической героине привлекает сложная диалектика связи суровых испытаний, сомнений, тоски — и мужественного желания доискаться до сути происходящего, до понимания процесса жизни и резервов её неоскудения в каждом отдельном человеке : Росла не баловнем судьбы - Правы критики творчества Валентины Ерофеевой-Тверской, отмечавшие в числе доминирующих качеств её лирической героини стойкость, силу характера. Не ту, что «коня на скаку остановит». Сохраняя обаяние и видимую слабость женственности, она берёт на себя груз ответственности за смелость поступка, непосильному подчас мало терпеливому мужскому плечу. На крутом житейском берегу Замечательна по скрытому психологическому наполнению здесь последняя строка. И какая оригинальная мелодика упорства живёт во всём тексте в контрастности звукового образа : мягкость сонорных оксюморонно сочетается с упрямой энергетикой усилия яркого ассонанса ! Понятно, почему такой женщине близко романтическое чувствование жизни как радости, почему так упорно живёт в стихах надежда на лучшее : Мир стал ярок, светел И такое мирочувствование позволяет автору в лучших стихах открывать гармонию в каждой грани и подробности окружающего нас мира : Как дождинки падают с веточек,
* * * Лирическая героиня Ерофеевой называет себя «осенней женщиной» - отсюда, видимо элегическая окрашенность многих текстов. Но всё же преимущественная её стихия — весенняя, романтика ликующей радости души, реальной и беспричинной — от свежего коромысла радуги, от солнца, устремлённости к поднебесью. В них «манящая звезда надежды» на обновление, песня неба, музыка, вдохновлённая туманной далью, свежим ветром, журавлиным клином...В них мелодия счастья, которое она «не проглядела, мимо не прошла...» Конечно, знает она и сомнения, и душевную смуту, но,превозмогая печали и «не в меру гордую, непроходящую тоску», автор приходит через свой трудный «лирический роман» к жизнеутверждающей, пусть иногда наивно светлой, но задушевной идее надежды и веры , «полёта без крыльев». И потому в её книге целое созвездье радостных стихов о весне. Лето здесь живёт главным образом в изобразительных, пластических образах. Осень и особенно весна пережиты более глубинно лирически. В весеннем пейзаже — выразительны детали, найдено единство колорита, передано движение обновляющегося мира. Очевидно, неслучайно из мотива долгожданного весеннего света рождается в книге и тема, очень дорогая автору, — тема Родины, любви к России, неповторимости её красоты. Правда, в ней преобладают социально-публицистическое начало, прямые, нелицеприятные акценты. И в этом тоже, полагаю, проявляется характер лирической героини : она не приемлет многое из того, что происходит ныне с Отечеством. Конечно, современному поэту трудно сказать в этой теме что-то совершенно оригинальное. И пусть рождаются иной раз стихи «вслед» за уже написанным кем-то — дороги искренность, незаёмная сердечность драгоценного чувства Родины : Знаю одно, что мне счастье - любить А ещё важно, что тема настойчиво звучит в книге, являя читателю разные свои грани. Прежде всего живую веру в будущее России. А то ведь что греха таить — во многих россиянах надежда на возрождение нашего Отечества основательно поколеблена. Другая ипостась темы России — это то, как её масштабность преломляется в природе русского характера : Так широта Мы находим в стихах Валентины Ерофеевой-Тверской и развитие давнего мотива русской классики - «странной» любви к России (Лермонтов, Некрасов, Тютчев, Блок...). Поэтесса решает тему в двух вариантах : публицистическом и эстетическом. Сравните : А я её за горе не кляну, Или в стихотворении «Родина» : Есть в слабости твоей Эта не разуму подвластная, но верующая наперекор логике и всем мыслимым обстоятельствам любовь к Отчизне — своеобразный оберег, который, по слову Тютчева, только и может спасти нас для будущего.
* * * А ещё одним оберегом лирической героини поэтессы - к нему она «припадает» так же естественно, как дышит, - стали фольклорные истоки творчества. Стихи Валентины Ерофеевой-Тверской продолжают напевную линию отечественной стихотворной традиции. Её истоки, видимо рождены благодарной детской памятью о певучих и мудрых сказках в доме бабушки, о протяжных русских песнях и плачах. Такова ближайшая причина постоянного обращения к народно-поэтической праматери. Чего тут только нет ! Целое лукошко фольклорных приёмов и образов : это и мягкость уменьшительно-ласкательных суффиксов, напоминающих о месте и значении доброжелательства, любви в повседневном людском общении : «Побрела, доверилась /Каждою кровиночкой, /Но куда-неведомо,/ Приведут тропиночки./ Стёжки неприметные/ Вдоль разлук да слёзонек :/Где мечты крылатые ?- /Там, где дух берёзовый». Это и узнаваемость постоянных эпитетов, рождающая в тебе чувство близости, приобщённости к вековечной гармонии народно-поэтического словоупотребления (сокол ясный, в чистом полюшке, буйну ветру...). И гуманное основание параллелизма композиционных планов в их контрастах и сопоставлениях, в которых со стародавних времён запечатлено взаимовлияние мира природы и человека : Где-то вьюга бесится, В дальней стороне. Отметим и многочисленные традиционные формулы народной речи, вплетённые в авторскую метафору : «Волною синей лён во поле льётся./ Горчит тревогой вестница полынь». Не всегда, правда, они бывают столь органичны в слове поэтессы и тогда ощущаются как бы отдельно от текста как очевидная стилизация ( «Раненько зоренькой встав поутру...»). Напомним также и такую особенность русской стихотворной ритмики, восходящую к песенному фольклору и гениально закреплённую в поэзии Некрасова, как дактилическая рифма. Она требует немалого мастерства, но и одаряет певучей нежностью. Я попытался было отмечать в книге Валентины Ерофеевой-Тверской примеры дактилических окончаний стихов, но очень скоро понял, насколько они здесь частотны : печалями-плечами ли ; праздника-разными ; грузные-необузданный; пожарище-межа ещё; ворогом-вороном... Среди художественных составляющих напевного строя лирики автора обратим внимание и на разнообразные повторы слов, поэтических формул, строк и их вариаций, в частности на такой эффектный приём поэтического синтаксиса, как накопление, экспрессивная концентрация близких друг другу стилистически слов, в первую очередь глаголов, образующих следующие друг за другом назывные предложения : Повтор как частотный поэтический приём в стихах сибирской поэтессы, думается, также имеет истоком фольклорное начало (во степи, во поле; искать-не сыскати; сказы-пересказицы; по-над просекой; за бедой беда; отцепись-отстань; во леса да в омуты; не то покоряюсь,/Не то-покоряю; закружу, заговорю,/ Растревожу, залелею...). Однако известно, что повтор в широком понимании термина есть основа всякой ритмически организованной речи и значит — поэзии как таковой. И потому неудивительно, что в стихах Валентины Ерофеевой-Тверской мы встречаем как разнообразие ритмических образов (об этом подробнее ниже), так и специфическое повторение одного слова или строки в начале и в конце строфы или целого текста, да ещё и в сочетании с анафорой, усиливающее рефреном динамизм высказывания и придающее строфе или стихотворению изящество и впечатление художественной завершённости. Акад.В.М.Жирмунский в своей монографии «Теория стиха» называл этот приём поэтики «кольцом строфы, кольцом стихотворения», иллюстрируя его примерами из русской классики (Пушкин, Жуковский, Фет, Блок). Приём был достаточно популярен и в испанской, восточной, немецкой поэзии нового времени. Могу предположить, что в творчестве сибирячки он активно проявился не без влияния знаменитого лирического цикла Сергея Есенина «Персидские мотивы» ( «Шаганэ ты моя, Шаганэ»). * * * Лирическая героиня чувствует себя счастливой частью мироздания. Можно лишь догадываться о причинах горести начальных стихов текста. В поэзии всегда есть место для тайны и далеко не всё в ней поддаётся расшифровке, и в этом помимо новизны и гармонии ещё один источник её власти над нами. Но в преображении печали души, её предстоящем слиянии с миром (дождинкой-слезинкой на землю прольюсь) заключено открытие в себе новых резервов жизни, которым прирастают богатство личности и её обновлённость, счастье. И это уже не прямые декларации романтико-публицистических ранних стихов автора, а художественное решение сложной философской проблемы «человек и вселенная». Неслучайны в этом стихотворении так настойчивы глагольные рифмы. Они как лейтмотив не просто собирают текст в единство, но и убеждают в том, что основой внутреннего движения лирического «я» оказывается поступок. А рядом в книге, через страницу, та же тема счастливой души решена не в философско-космическом плане, а в интимно-психологическом ключе : Скажи, бывает в любви передышка - Зачем губам, и рукам, и телу Стань, смех мой, звонким — до слёз обильных, Уточним, что и здесь мотив женской гордости и достоинства в теме любви живёт одновременно и на психологическом поле, и на философской глубине. Счастье этой одинокой души в том, что она у м е е т любить. И убеждает нас своим мужеством — как это просто и трудно, если близкий человек разлюбил. Надо, оказывается, любить и ценить д р у г о г о больше, чем себя : ведь в любви эгоистическая природа твоего сердца заканчивается (А.Герцен). Нет, любить — значит возвыситься над ситуацией, стать сильнее её, мудрее и мужественнее. И преодолеть, победить предательство, покинутость, одиночество, найти опору для продолжения жизни в правоте своей верности в любви. И разве не прав был Иван Бунин, утверждавший в «Тёмных аллеях», что несчастливой любви не бывает ?! Приумножая многие печали, Это признание сибирской поэтессы дорогого стоит. Как и ощущение счастья её лирической героини — в умении ценить — в качестве драгоценного дара каждый день своей судьбы, словно он единственный или последний. Завершающие книгу лирические разделы — это миниатюры о любви. Горестные и радостные заметы сердца. Пунктир ожиданий, разлук, боли измен и новых встреч — что в омут с головой. Да, в сложном, противоречивом чувстве лирической героини и хмельная радость, и греховное осознание, и самоосуждение за то, что была готова «принять/ Первого встречного». Но тем для читателя убедительнее в этих исповедальных стихах-признаниях подлинность правды, глубина пережитого и отважность высказывания. Когда тебе доверяют самое интимное, трудно не откликнуться столь же сердечно. Мне не нужно ни в чём виниться... Я невзгоды приму любые - Даже сдержанный психологизм авторской манеры письма, свойственный многим текстам из разделов «Для двоих» и «Мелодия сердца», не может приглушить силу характера героини. Да, объяснить всё разом не сумею, …................................................... Такая стилистика позволяет опускать подробности изменения психологической ситуации и тем самым избегать повествовательности, что свойственно самой природе лирического и отличает поэзию от прозы. Тот же принцип интересно проявляется и в организации ритмического образа в концовках многих стихотворений Валентины Ерофеевой-Тверской. Речь идёт о «наиболее ответственной части текстов. Здесь завершается лирический сюжет, «дорисовывается» душевный облик лирической героини. Здесь формулируется итог, поэтическое «открытие», ради которого стихотворение было создано» (Т.Сильман. Заметки о лирике.-Л.,1977.-С.168). У сибирской поэтессы последняя строка бывает горестно оборвана ( «Вряд ли ветер будет объяснять, /Что с нами...» ; «И кажется, что близко счастье, /А путь — забыт...»). А иногда, реже, «обрыв» завершающей строки превращает её в прозаическую концовку, что звучит стилистически неожиданно и не менее драматично. Но чаще последний стих оказывается как бы разорван надвое. Ритм при этом не нарушается, но усиливается экспрессивность, напряжённость мелодики:
Кольцо обручальное больше не греет Впрочем, такой ритмический приём широко используется автором не только в финальной части стихотворений. Чтобы эти наблюдения над поэтикой книги и отдельного текста не показались читателю «игрой в бисер», замечу, что многие поэтические средства ритмики в томе стихов Валентины Ерофеевой-Тверской представляются мне адекватными характеру её лирической героини. Так, динамизм и остроту её голосу сообщают многочисленные вольные стихи. В паузах укороченных строк — и потаённая печаль, и не прямо выраженный драматизм или, напротив, приращение радости и уверенности : Стальная крепость — тихий дом, Или : ...Ливни пройдут — на небо умытое В качестве частного замечания выскажу предположение : если бы цитируемые здесь чётные строки графически были расположены не с начала строки, читатель ощущал бы приём ещё острее. Понятно также и достаточно частое использование в книге дольников, где усилен элемент ударности стиха за счёт преодоления более гармонической ритмичности силлабо-тоники.
* * * И вот когда понимаешь единство характера лирической героини, взаимосвязанность приёма и содержания в книге поэтессы, прощаешь ей и общие места в стихах (особенно ранних), и неточности словоупотребления, которые, конечно могли быть устранены при более жёстко-доброжелательном редактировании большого сборника избранных произведений. Постигая одухотворённый любовью и талантом мир Валентины Ерофеевой-Тверской, веришь : поэзия не разучилась пробуждать в нас «чувства добрые» и с надеждой думать о будущем. 2014 г. |