ТРУДНО БЫТЬ МОЛОДЫМ…
Семь оттенков грусти одного поэтического дебюта

«…взгляд критика на литературу
как бы поверяется его жизненным опытом,
его собственной биографией…»
Из книги М.П. Лобанова
«Размышления о литературе и жизни».

Хочу влюбиться, прыгнуть и разбиться,
Терять надежду, силы и терпение.
И только холод в каждом сновидении,
И только валерьянка и больница…

Да, именно так… Сумбурно и противоречиво, почти до бессмысленности.  Сначала разбиться, а потом потерять терпение…

Но сколько живых, непритворных чувств, настоящих жизненных коллизий может быть обнаружено в этих полудетских запальчивых строчках. Подспудно, исподволь здесь даёт о себе знать вызревающая в недрах его души потребность человека БЫТЬ.  Быть, а не казаться. БЫТЬ – СБЫТЬСЯ! – как сказала когда-то Марина Цветаева.

А влюбиться  – это сбыться в другом!  Это тоже цветаевское.

Но оно и всеобщее, ибо поэт – концентрирует опыт каждой отдельной души человеческой.

Но прежде чем осуществится это «СБЫТЬСЯ», не будет душе ни сна, ни покоя…

Потому что настоящая живая душа ищет истинного и не удовлетворяется суррогатами.  Хочет того человек или не хочет, нравится это ему или нет, а только душа его не даст ему жить спокойно, пока сама, предчувствуя смутно некие заповеданные ей высоты, не выпростается из пелён призрачно-благополучного досознательного своего бытия и не устремится в открытый космос… то есть туда, где за каждый свой шаг человек несёт единоличную ответственность уже не только перед людьми, но и перед Богом.

При всей прозрачности и нематериальности границы между двумя этими состояниями нашего бытия – безмятежной безответственностью и суровой неизбежностью ответа за каждый неверный шаг – её преодоление переживается многими из нас как самая мучительная трагедия жизни, как смертельно болезненное прохождение сквозь стену… бетонную, не проницаемую для материй этого мира, но становящуюся вдруг одолимой, податливой под проникновенным напором осознающей себя души.

О, это мучительное прохождение сквозь стену! Разве кто-то минует это испытание? И разве нет среди нас тех, кто всё-таки разбил свою упрямую голову, так и не пробив эту невидимую преграду…

О, нет... Эти каменоломни не минует никто… Боже, какой трудный путь взросления Ты дал человекам!..

И почему они не знают заранее, что всё самое простое и безобидное на первый взгляд может привести их впоследствии к сложнейшим, неразрешимым жизненным задачам?..

Вот как в этих простеньких девичьих стихах:

Хочу влюбиться, прыгнуть и разбиться…

Да ведь нет ничего проще этого «влюбиться – разбиться». Но если бы осознавало сердечко девическое, чего на самом деле просит, о чём тоскует здесь душа, к каким необозримым далям и высотам она на самом деле зовёт…
Нет, ему пока невдомёк, и оно блуждает среди смутно-привычных понятий, теснится в них, задыхается, теряет силы… От страха перед чувством безысходности вдруг лепечет стихи, не прозревая в собственных роптаниях уже свершающегося внутреннего перелома… уже начавшейся борьбы…

И хорошо, если выход в стихи помогает не терять надежды, продлевать терпение… Надежда ведь и есть терпение. Потерял надежду – нет больше и терпения. А бессознательно протестующие строчки вопиют о длящемся испытании, о начале прохождения через каменную стену:

И только холод в каждом сновидении,
И только валерьянка и больница…

Всё это может показаться безделицей… нет тут никаких стихов… не о чем говорить всерьёз. Только детский лепет…

Да, может быть… Однако это лепет души, уже вступившей на путь взросления. И если бы мы не знали, как он труден, как он бывает трагичен, этот путь, мы могли бы пройти мимо этих стихов…

Но сколько же подобных строчек пишется подростками в больницах, в наркологических клиниках, сколько их выцарапывается гвоздём на обшарпанных стенах подвалов и даже вымарывается кровью на белых листах ученических тетрадей…

Вот лежит передо мною один из таких листков. Из тетрадки десятиклассницы, выпускницы 1987 года…
Рядом с экзаменационным билетом по литературе нацарапаны  то ли кровью, то ли красными чернилами неумелые и фальшивые в этой неумелой патетике строчки:

…И где найти свой путь,
И как стать человеком,
Полезным людям, да и самому себе?
И трудно разобраться в жизни этой,
Когда не знаешь сам, что хочется тебе…

И под этими подростковыми каракулями – совсем уже очевидная кровавая «печать»: запёкшаяся коричневая капелька из проколотого булавкой пальца…

А как же иначе? Такую клятву можно было скрепить только кровью! Внизу под стихами – «Клянусь стать человеком!»,  и рядом дата – 25 июня 1987 года… Последний день школьной юности…

Это было в те дни, когда волновал воображение могучей духовной силы образ Ульяны Громовой, когда сквозь преодолеваемые сухие спазмы пытались мы петь вслед за нею непривычно-трагические и тревожно-величественные, необычайно завораживающие слова:

Дывлюсь я на нэбо тай думку гадаю…

Когда казалось постыдным бояться боли, вспоминая героев «Молодой гвардии»…

Может, и детская это была возня со стихами, а только капелька крови – настоящая…

И, может, эта заверенная живой кровью клятва как-то мистически работает в жизни той десятиклассницы-выпускницы, проводя её по тем необходимым перевалам-испытаниям, после которых она всё-таки осуществит свою наивную девственную мечту…

Трудно поверить сейчас, что тогда, в далёкие восьмидесятые прошлого века, мы учились быть людьми по детским книгам, мультфильмам и сказкам…

«Баранкин, будь человеком!» по повести Валерия Медведева, «Морозко» по мотивам русской народной сказки…

Это кажется невероятным, но именно сказка «Морозко» заставила меня впервые задуматься о воспитании в себе добра, о принуждении себя к добру. То есть с неё начался процесс самопознания, сознательного обнаружения в себе качеств, которые надо искоренять…

А потом, чуть позднее, были и «холод в каждом сновидении», и «валерьянка», и «больница»…

Много было преодолений. Я назвала их каменоломнями. Потому что в каждом отчётливом сне видела себя под сводом каменного неба…

Нужно было пробить его головой, каким-то сознательным духовным усилием, чтобы открылось небо живое, согревающее... Небо, в котором есть Солнце…

Тогда я ещё не знала, Кого ищу.

Только потом открылось мне: Солнце Правды – Христос…

…Вот лежит передо мной книга, «Камчатка», литературно-краеведческий альманах. И вот те самые стихи, которые я прочитала в разделе «Дебют». Фото юной девушки с увлечённым, целеустремлённым выражением на лице… Можно заглянуть в конец сборника и посмотреть сведения об авторе этих полудетских стихов, которые подтолкнули меня к нынешним размышлениям…

Но неважно, сколько ему, автору, лет…

Может, пятнадцать, а может, и двадцать пять. У становящейся души своя линия взросления, и у каждого – своё количество ступеней для её восхождения. Обычный физический возраст человека тут ни при чём. Взросление, видимо, определяется поступками человека и событиями, в которых он совершает свой выбор, а не количеством прожитых лет. А вот если судить по стихам?..

Мне смотреть на тебя, как на солнце, смотреть до слёз.
И плевать, что вокруг – весна, а внутри – психоз!

Больше пятнадцати лет автору здесь не дашь.  Наличие «психоза» говорит о проблеме роста. Иначе влюблённость была бы приторно-сладкой.  А тут боль, будто зубки режутся у младенца… Тут уже смутные зовы грядущих побед и потерь…

Танцевать на углях, босиком по осколкам стекла.
И любить. И плевать, что любовь моя не дожила.
Мне любить – и плевать, что любовь меня пережила.

Возможно, да и скорее всего, что автор здесь сам не очень понимает, что же у него написалось…
Но если предположить, что всё-таки догадывается, какую глубину тут можно «извлечь» из его стихов, всё равно не верится, что он осознаёт отчётливо, о какой любви пытается сказать…

Некий бессознательный прорыв духа…

Потому словесно получилось чуть грубовато. Не зря же в предыдущих стихах автор признаётся в «нехватке» слов:

…Но верить сновидениям – что толку.
Картинки снов неведомо откуда,
Но люди в них упорно ищут чуда,
А я ищу словарь на верхней полке –
Искать слова, их острая нехватка.
А я напряжена и молчалива,
Как линия судьбы проходит криво –
Являюсь кроткой, а хочу быть краткой.

Да, конечно, мы чуть не забыли, что автор – девушка, и мы здесь рассуждаем о девических стихах…

А забыли потому, что «кротость» автора, ожидающего впереди в своей судьбе лишь «валерьянку» да «больницу», вдруг сменяется (может быть, после выздоровления) строптивостью и даже гневом, внешне выливающимся в показную небрежность:

Мне ходить по струне, как во сне, по строке налегке.
Песни петь – не жалеть. Образа вырезать на руке.
Целовать – убивать, на куски разбивать, кровоточить свинцом,
Выгорать изнутри, подавлять в себе крик, улыбаясь в лицо.
Мне потерянной тенью скользить по стене, по весне.
Умирать каждый раз, когда ты не со мной, а с ней.
Мне молчать и внимать. И на страже стоять до утра.
И плевать, что в груди – зима, что в груди – дыра.

…И вот это «плевать» в следующей строфе из пяти строк будет повторено ещё трижды. Грубовато? Да уж…

И всё-таки «любить» здесь произнесено четырежды, причём только в двух последних строках:

И любить. И плевать, что любовь моя не дожила.
Мне любить – и плевать, что любовь меня пережила.

«Не дожила» – это печально… Настолько печально, что даже не хочется спрашивать автора, до чего ж именно… Просто «не дожила», нету… чего ж теперь о ней толковать…

А вот другая любовь, которая автора «пережила» – это уже нечто более интересное. Вот тут как раз и возникает у нас вопрос: насколько автор осознаёт, так сказать, свою претензию?..

Любовь, которая переживает каждого из нас, земного, это именно та любовь, к достижению которой призваны все мы. К достижению, к обретению – в мучительной, порою даже смертельной борьбе с самим собой…

Это та любовь, которая даётся человеку в любом возрасте – хоть младенцу, хоть отроку, хоть мужу, хоть старцу. Она вне времени. Потому переживает всех нас. И безвозмездно даётся каждому. Только не все успевают её осознать. И вот, кажется, высшая ценность этой любви – в её осознанности. А точнее – в осознании её Истока. Это высшая степень её. Пока этот Исток не осознан, душа обречена на метания, тоску и уныние, на бесконечную череду подмен. Она-то знает свою природу и знает, какая любовь ей дана в удел. Только ей одной это мало знать…

Об этом должен догадаться человек – её, души, сосуд скудельный! Ведь если он не догадается, она – погибнет…

Вот и вопиет она в тесноте своего сосуда, в страхе смертном, если выбирает человек какой-то ошибочный, ложный путь… 

И на каждом повороте этого человеческого пути она замирает в тревоге: куда теперь?

Здесь на домах снег,
Здесь под ногами лёд.
Люди с душой есть.
С неба на них льёт.
Много чужих чувств,
Много пустых дрязг.
Кто-то душой пуст,
Кто-то не знает, как
Жизнь свою обуздать
И посадить на цепь,
Если вокруг – Ад,
И по спине – плеть.
Даже когда болит,
И по утрам не встать –
Здесь продолжать БЫТЬ.
Я не могу спать…
Тихо сопит грусть,
Сжавшись в груди комком.
Сложен порой Путь.
Сложен… Но мы идём.

Пожалуй, эти стихи – уже взрослого человека…
Именно духовно взрослого, осознавшего необходимость и неизбежность – БЫТЬ!  Даже…
Если вокруг – Ад,
и по спине – плеть.

Кажется, это вполне уже зрелые мысли, и они свидетельствуют о том, что какое-то трудное испытание автором (или лучше сказать, его лирическим героем)  уже пройдено. И, надо полагать, любовь его выжила, «пережила» боль страдающего человека, становясь нетленным достоянием человека осознающего и пишущего.

Знаешь, всё будет, ты только держись:
Музыка, солнце, в дороге рассвет.
Лучше короткая яркая жизнь,
Чем череда бесполезнейших лет.
……………
Если бы мы не писали стихи
Били бы, точно, о стены посуду!
Главное, верить, пусть дни не легки.
Главное, верить: всё будет, всё будет!

Да уж… Бить о стены посуду или колошматить кулаками подушку иногда советуют нам психологи. Якобы помогает высвободить эмоции. Только они не всегда могут объяснить нам, зачем же, собственно, эти эмоции высвобождать. Если ради самих эмоций, то это просто замкнутый круг. Человек пишущий советует противоположное:

Жизнь свою обуздать
И посадить на цепь…

И вот, пожалуй, только с позиции этой самой всё «пережившей» любви рекомендация эта и может быть верно понята и принята. Только «посадив на цепь» свою бессознательную, безответственную «жизнь», мы обретаем право и силы действительно БЫТЬ.

Губернаторский бал

Автора стихов, породивших эти пространные новогодние размышления (ибо сегодня первый день нового 2019 года), зовут Тея Смолянинова. Сегодня ей двадцать семь. Стихи напечатаны в альманахе «Камчатка» за 2016 год (цикл «Оттенки грусти» из семи стихотворений). То есть на момент публикации автору было не более двадцати пяти.

И мне даже не удивительно, что я практически угадала её возраст, читая эти стихи. Секрет, может быть, в том, что я встретила в них самоё себя… По строчкам этих стихов я прошла, как по следу своей души… по вешкам своего собственного личностного пути… Так бывает.

Потому не хочется говорить о рифме, о ритме и структуре фразы…

Валентин Курбатов как-то в одном из своих интервью сказал, что литература – это не книги, это часть нашей жизни… Мы читаем, потому что иначе не можем жить. Человек должен читать, чтобы постигать окружающий мир и самого себя в нём. 

Но ведь каждый из нас – часть этого мира, мы окружаем собой друг друга. Потому путь каждого в чём-то сходен с путём другого…

В конце концов, мы все проходим общий путь человечества…

Удивительно скорее то, что узнаём мы порой себя не только в вершинных творениях гениев, сумевших обобщить, концентрировать противоречия многих и многих земных путей, но и в таких вот наивных девических откровениях, в таких вот дебютах, как эти семь стихотворных «Оттенков грусти» камчатской девушки по имени Тея… 

Вверх

Комментариев: