|
Алексей Зиновьевич Кривцов родился в Белгороде в 1925 г. Своего отца, Зиновия Ивановича, он совсем не помнил. Его не стало, когда мальчику не было и года. О матери, Ксении Ивановне, Алексей Зиновьевич в своей автобиографии написал так: «Мать была набожной и трудолюбивой, на редкость доброй и отзывчивой. Снискала уважение всех, знавших её. А жизнь ее не баловала. Если, что во мне есть хорошее, этому я обязан своей матери».
Немало испытаний выпало не её долю, не обошёл стороной их семью и голодный 33-й год. Трудный хлеб Ночлежники — как звали, их иные — За хлебом приходили из деревни Она расстелет на полу попоны, — Нам очередь бы не проспать за хлебом, Запомнилось, как мой один знакомый Устали люди, месту рады — И думалось мне, хоть и был я молод, В детстве Алексей Кривцов много рисовал. «Подавал надежды стать художником», – как заверяли учителя и знакомые. К этому занятию А. Кривцов вернётся спустя годы. А юношей в 16-летнем возрасте он начал трудовой стаж, работая в машинно-тракторной мастерской, надеясь продолжить учебу в вечерней школе. Но началась война. Ремонтные работы военных грузовиков в мастерской выполнялись лишь первые месяцы войны. 24 октября 1941 года город Белгород был оккупирован немецко-фашистскими войсками. Алексей Кривцов остался в оккупированном городе. В конце февраля 1943 года, после первого освобождения Белгорода, был призван в Красную Армию. Испекла на дорогу лепёшки, И, наверно, меня пожалела: Как прощально смотрела берёзка И душа переполнилась болью, Рядовым пехотинцем Алексей Зиновьевич Кривцов прошел боевой путь от Ленинграда до Германии. Как бы ни тяжелы были военные будни, мысли солдата всегда были о доме, о родных. Каждый воин старался передать о себе хоть какую-нибудь весточку домой. Письма с фронта – самое дорогое для родных и связующая ниточка между фронтом и тылом. В семейном архиве Кривцовых таких весточек с фронта сохранилось немало. Как только у солдата Алексея Кривцова появлялась свободная минута, он писал маме. На первом случайном листочке — Вот письмо с фронта А. Кривцова от 3 февраля 1944 года. «Здравствуй, моя дорогая мама, шлю тебе свой горячий чистосердечный привет, сообщаю, что я жив и здоров. Мама, я получил от тебя письмо за 1-е декабря. Мама, я не могу выразить, как я радовался. Мне ничего милее не было твоего письма. Я же всё хотел дать тебе сразу ответ, но никак не удавалось. С тех пор уже много прошло времени и многое изменилось. Сейчас я нахожусь в действующей армии. Был на фронте и сейчас наша дивизия на отдыхе после продолжительных походов. (Об одном таком отдыхе А. Кривцов позднее напишет: В именье прусского барона Мама, обо мне не беспокойся. Я чувствую себя хорошо и, покуда буду жить на свете, всеми силами буду бить ненавистных гитлеровцев, буду мстить за всех их злодеяния. Ну, пока, дорогая мама, до свиданья. Сейчас пишу на плохом клочке бумаги и почти впотьмах. В другой раз напишу получше. Ждите ещё от меня ответа. Привет тёте Оле и всем родственника и близким. «Здравствуй, дорогая мама, шлю я тебе свой горячий, чистосердечный привет и желаю тебе хорошего и счастливого в жизни. Мама, я 3 дня не писал, в виду того, что мы совершаем продолжительные марши в эти дни, как вышли из боевой обстановки, а это было ещё в Эстонии. Мы прошли около трехсот километров. Марши очень тяжелые. Главное, я в ПТР, мы носим тяжёлые ружья. Сейчас снова мы продвигаемся вдоль фронта и, наверное, скоро вступим в бой. Нужно с врагом кончать. Мама, я ведь повстречался в одном месте с земляком, как раз из Белгорода, с Ворошиловой улицы. Мы с ним долго беседовали, и сейчас пока кое-когда встречаемся. Мама, из самого Белгорода я встречаю земляка первый раз. Мама, не беспокойся за меня, береги себя и пока до свиданья. Привет тёте Оле и всем родственникам и близким. НА МАРШЕ В Литве 28 октября 1944 года Алексей Кривцов был ранен. «Здравствуй дорогая мама! Мама, сегодня я второе письмо пишу тебе из госпиталя. Как я уже сообщал тебе, в эти дни я был в боях и боях тяжелых. Противник в день по несколько раз переходил в контратаку. Немцы лезли напролом, дело доходило до рукопашного боя, и когда мы его опрокидывали, мы преследовали, засыпая его огнем из пулеметов, автоматов и гранатами, гнались по пятам за ним, враг не успевал и сдавался в плен. Во время такого наступления враг неожиданно, благодаря удобной местности, задержался и, при поддержке танков, открыл сильный огонь. В этот момент я был ранен пулей в бедро, пуля вырвала часть мяса и вылетела, рана не опасная, потому что мякоть и кость не повреждена. Ранило меня 28 октября и я нахожусь сейчас в армейском госпитале легкораненых». Оправившись от ранения, А. Кривцов возвращается в строй, на фронт и снова – бои… Второе ранение было тяжелым, за две недели до победы, 24 апреля 1945 года за станковым пулеметом.
За Одером «И вот роковой снаряд. Меня подбросило в воздух горячей взрывной волной. «Все!» - пронеслось в сознании. На ноги словно навалилась целая гора земли. И - адская боль. Значит - жив! Протянул руку к левой ноге и ужаснулся: показалось, что ее нет. Прикоснулся к другой - кровь теплая, липкая. Дотронулся до головы - тоже кровь. Жутко стало мне. Почему я живой? Зачем я такой? Страшно захотелось пить. Жажда заглушала даже нечеловеческую боль. Глоток воды, а потом - что будет. Как не хотелось погибать, не утолив мучившую меня жажду. Все горело внутри. Губы еле размыкались, чтобы вдохнуть побольше воздуха. «Почему не теряю сознание? - думал я. - Хоть бы кто меня добил, разом бы все кончилось...» Видел прежде, как некоторые обреченные умоляли ускорить их конец. И меня так же просили. Теперь сам был в таком положении. А кругом никого! И тут только заметил, что давно наступила ночь. То и дело перед глазами возникали яркие вспышки от орудийных выстрелов и разрывов снарядов. Но гула их не слышал. Зато чувствовал, как дрожала земля... «Где же наши? Где передний край?» - беспокоился я. Потом грезилась родимая матушка. Нас разделял неглубокий и неширокий ров - всего несколько шагов. Я видел ее заплаканные глаза. Она печально смотрела на меня и взмахивала рукою, как будто хотела что-то передать. Но не успела: густыми клочьями стал наползать туман и совсем заслонил ее. А налетевшая буря поглотила и без того уже казавшиеся далекими отрывистые материнские слова... Я куда-то лечу, не чувствуя самого себя, словно невесомый. Наверное, умираю... ...Большая круглая луна смотрела на меня и вдруг почему-то покачнулась и пошла по кругу. Тронулись с места деревья. И луна, и деревья - необыкновенные... Что это?.. Ведь я должен был умереть... Неужели я в другом, в загробном мире?.. Значит, он есть на самом деле! Почему так тихо и нет никого? Меня гнетет одиночество. Значит, один я... Как страшно... Вижу яркие вспышки... Чувствую, что меня кто-то куда-то тащит... Сознание мое проясняется: «Да это, видно, ребята волокут меня на плащ-палатке. Ведь я же раненый...» Опять яркие вспышки совсем близко. Это снаряды, конечно, но по-прежнему их абсолютно не слышу. А земля подо мной сотрясается... Значит, бои идут... Ребята на какое-то время оставляют меня и снова волокут... Не бросают... И снова я впадаю в забытье». Всё, о чем писал А.З. Кривцов в повести «за Одером» произошло с ним на Первом Белорусском фронте, под Берлином. Более суток Алексея не подбирали – думали, что убит. Да и поле сражения в эти сутки переходило из рук в рук. В результате ранения – газовая гангрена и ампутация ноги выше колена. Находясь в палате обреченных, Алексей буквально поборол смерть. За Одером «Но вот как-то утром, когда я был в полном сознании, к нам в палату зашла группа врачей и медсестер. (…) - Дорогие товарищи! Хочу вас обрадовать. Теперь вы будете жить. Именно жить! Вы выдержали самое страшное, побороли смерть. Мы переводим вас в стационар. Все сделаем, чтобы облегчить муки, залечить ваши раны. (…) После тягостного карантина с газовой гангреной наконец попал в стационарный госпиталь. Я еще лежал на носилках, когда подошел ведущий хирург и, глядя на историю ранения и на меня, строго покачал головой: - Ты в рубашке родился, парень. Менее одного процента из ста… на выживание, - сказал он и, тепло улыбнувшись, добавил: - Будешь долго жить! (…) ...Начинался рассвет. Я лежал на госпитальной койке... всего в нескольких километрах от Берлина. Не спал, как и многие в палате - здесь были одни тяжелораненые. Вдруг слышу треск автоматов и хлопки винтовок, вижу за окном в небе зеленые и красные полосы ракет. Что это? Не могу понять. Но тут вбежала к нам дежурная сестрица и буквально выдохнула: - Товарищи, милые! Война кончилась! Неудержимые слезы радости катились по щекам. А на улице не умолкали первые залпы в честь нашей Победы!» В победный май В победный первый день – с утра Искрились капли на ветвях А в письмах — все еще война. В эти праздничные дни мать Ксения Ивановна Кривцова в один день получила письмо от медсестры о состоянии Алексея и «похоронку». Из письма Ксении Ивановны Кривцовой сыну, июль 1945 г. «...письмо я получила от медсестры 18 мая и тут же получаю извещение от нашего гор. военкомата о явке туда на получение извещения о твоей смерти (…) я получила большой для меня удар. Но когда пошла в военкомат – мне вручают то извещение, что погиб в боях, и я им подаю письмо, полученное мной от медсестры, тогда они (…) послали письмо в госпиталь узнать о твоей судьбе». Письмо из госпиталя А. Кривцова от 2 октября 1945 года «Здравствуй, дорогая мама. Прими от меня мой ласковый привет и так же сообщаю, что я жив и здоров, чувствую себя великолепно. Нахожусь в России в г. Челябинске. Госпиталь небольшой. Развлечения есть каждый день. В палате все мы между собою дружные. Да и погода еще хорошая, выходим во двор. Домой пока еще не скоро, ввиду того, что будут снова реампутацию делать. Мама обо мне не беспокойся и не горюй, держись всегда бодро, береги свое здоровье. На меня надейся, приеду домой – определюсь к делу. Мама скорее напиши мне ответ, опиши жизнь свою подробнее. Ну а пока до свидания! Жду ответа. Привет от меня всем ближним!»
Домой Алексей Зиновьевич вернулся только в июне 1946 года. Ксения Ивановна его не дождалась. Война оставила на память А.З. Кривцову: орден Отечественной войны I степени, медали «За боевые заслуги», «За победу над Германией», костыли и письма к матери с фронта. Инвалидность хотя и доставляла многочисленные неудобства, но не помешала раненому воину утвердиться в мирной жизни. А. З. Кривцов закончил вечернюю школу, два курса Харьковского художественного училища, работал художником-оформителем, учился на заочном отделении в Харьковском библиотечном институте. Активно участвовал в творческих областных выставках самодеятельных художников. В зрелые 1970-е годы Алексей Зиновьевич Кривцов начал писать стихи и прозу. Вот что он отмечает в автобиографии: «И тут появилась тяга к стихам, вернее, они в глубине души где-то зарождались… Долго не решался ни произносить их вслух, ни тем более записывать на бумаге. А за этюдом часто сожалел о том, что не успевал схватить нужный цвет, тон… Быстро менялись краски в природе. Особенно в вечерние часы. «А что если попробовать сказать стихами, например, о том же закате, или рассвете», - думал я… Попробовал. Начал записывать в тетрадку. Шли дни, месяцы, годы… Иногда писал прозу. Но главное мое внимание было обращено к поэзии. Почувствовал творческую радость и муку, хотя для меня это было не новость. Ведь когда работал кистью или карандашом, там также…» В 1974 году газета Белгородского района «Знамя» впервые напечатала стихотворение «Март 43 года». 2. В поэзии Алексей Зиновьевич всё больше обращался к военным сюжетам. Однажды он объяснил тягу к военной тематике так: Бьётся память, как знамя святое, Стихи Алексея Зиновьевича Кривцова стали печатать в областных газетах «Белгородская правда» и «Ленинская смена». Не угасавшая память о войне дала жизнь нескольким книгам А.З. Кривцова, в январе 1996 года ставшего членом Союза писателей России. Из-под его пера вышли четыре книги стихов: «Война и цветы», «Перевал», «Всюду жизни», «Два поля». В 2000 году вышла книга прозы «Память солдатского сердца». В неё вошли автобиографические повести и рассказы. Посещая те места, где прошел с боями, поэт никогда не возвращается домой без новых стихов, выстраданных душевно и физически. Захлестнутый людской волною, Где сердце вырваться готово – И те полынные пригорки, В этих стихах – крепчайшая связующая нить памяти, вечная эстафета, передаваемая поэтом грядущим поколениям как предостережение от новых бед. * * * Я костыли нередко разбивал Но я боюсь не самого паденья. Пробуждение Поползли к утру туманы Глухо филин бил крылами, По откосу по лесному И, рассвету уступая, Прогулка на море Море мерно палубу качает: Полумесяц синий на мечети, Тонут дали голубые в дымке, |
|
В Белгородском государственном литературном музее в рамках цикла вечеров-портретов «Нам дороги эти позабыть нельзя…», посвященному 70-летию Победы в Великой Отечественной войне, прошёл вечер памяти члена Союза писателей России А. З. Кривцова, которому в этом месяце исполнилось бы 90 лет. В вечере приняли участие председатель Белгородского регионального отделения Союза писателей России, поэт Владимир Молчанов; композитор, артист Белгородской государственной филармонии Александр Балбеков, члены Союза писателей России - Виталий Волобуев, Татьяна Огурцова, Александр Гирявенко, Михаил Кулижников, Николай Грищенко, Людмила Брагина, Виктор Череватенко.
