СУТЬ ТВОРЧЕСТВА
Мы не сами,
не сами,
не сами -
По великой задумке чужой,
Смотрим в Небо такими глазами,
Крепко спаянными с душой.
Мы не сами,
не сами,
не сами -
Открывая значения фраз,
Наполняем эфир голосами,
По наитью внедрёнными в нас.
Лишь постигнув
законы нетленья,
Не злопамятные до битья,
Каждым малым своим со-твореньем
Прославляем итог бытия.
НЕОБХОДИМАЯ НЕНАДОБНОСТЬ
Многотысячной армии
российских поэтов. Разбросаны,
разрознены,
Песчинками – по простыне.
По плоскости развеяны
Демократичным временем,
В своём рывке ускоренном
Потеряно которое.
Пищат песчинки точечно,
В движеньи –
хаотичные,
В районках – по две строчечки,
Куда уж там –
в столичные?
В самих себя закопаны,
Крупицы ищут с отблеском.
Их башмаки истоптаны,
Там, где они, -
нет Сотбисов.
В глуби – поближе к истине
Страшны шурфы копейные…
Неврозы лечат искренне
Всё теми же портвейнами.
- Куда ж ты, Русь?
За Штатами?
Трясёт в двуколке Гоголя…
Язык богаче матами,
А мы – такие ж голые.
Песчинки колят в простыне,
Уснуть на них –
немыслимо.
Поэты – мы!
Не просто мы
По всей Руси прописаны!
ЯВЛЕНИЕ СЛОВА (глухонемая, беременная, на кухне) Прорубленное -
на стенах и в свитках,
Поруганное до неузнаваемости,
Зовущее,
разящее,
избитое...
О нём молю тебя,
как о великой малости.
О милости (не будь жесток!).
О смелости -
Убей же, наконец,
и стань молчальником!
Не петь,
не сметь,
иметь черту оседлости,
Копить,
кормить,
владеть цепом и пральником.
О сокровенном,
как печать владычества,
Забыть, уйти в поля
и там вполголоса
Родить, по-бабьи тонко,
плод язычества
Голубоглазого и светла волоса.
Покуда слаб -
недрёманно спасать,
Его, что спит,
от всех свечой открещеный.
Про краткий ум забыв,
вначале написать
И произнесть навек
устами смертной женщины.
* * *
Лик спасительный освечу –
Я о ней в тишине молчу.
Когда угли в печи ворошу –
Я дыханьем её дышу.
Птичьим клёкотом по весне
Бьётся сердце её во мне.
Словно таинство древних книг,
Мне дарован её язык.
Им рифмую в душе следы –
Знаки каждой её беды.
И весенней водой – в жнивьё,
Я однажды уйду в неё.
ОТЧИЗНЕ
"Быть героем - значит одновременно
идти навстречу своему величайшему
страданию и своей великой надежде."
Фридрих Ницше
Дымы
Дым… В слове том
душе так сладко,
Спокойно, как ни в чём другом.
Он миру – сфинксова загадка.
Дым – дух – душа…
О ней, о нём!
Дым – дом...
Печные тянут трубы
До неба долгие холсты,
Когда морозом студит губы
И звёзды близкие чисты.
Так пахнет тёплое жилище,
Где хлеб пекут, где ценят свет,
Где на душе теплей и чище,
Когда других соблазнов нет.
Сгорит, как Масленица, гулко
Последний зимний день.
И с ним
До самых дальних закоулков
Прольётся вместе с песней дым.
Весь пьян и весел, как работник,
Что, кинув в чарку
звонкий грош,
Назавтра вспомнит, что
он – плотник,
И до любого дела гож.
Займётся в нём пожаром ярким
Дворовый прошлогодний сор,
Всё то, что было как-то жалко,
Да не сгодилось до сих пор.
В тот дым, как
в войлочную мякоть,
Запросят белые сады
От холодов последних спрятать
Не зарождённые плоды.
В том суть глуби его начальной:
Давая жизнь, знать наперёд
Про день и час, и миг прощальный,
Идущий с радостью в черёд...
Потянет дух осеннепряный
С костров картофельной ботвы,
Что заплетается с туманом,
И кроет сельские дворы…
Его то рвёт клоками оземь,
То гонит в отдалённый скирд…
Мне всех любимей тот, что осень,
Сгорая золотом, дарит.
Всех трав,
всех корешков и веток,
Что гнулись, зрели и плелись
С весны по огненное лето
И вот свою свершили жизнь.
Как что-то, что вполне законно,
Не преждевременно, не вскользь,
Что бушевало с перезвоном,
Что, как судьба, переплелось,
Что отыграло – отшумело…
Великой пьесы – эпилог:
Огонь своё свершает дело,
Всему, что тленно, есть итог.
Потом, потом
всё будет снова,
Но где-то там, в глуби моей,
Рождается такое слово,
Других осенней
и больней.
За ним,
в обход путей расхожих,
Что – духу
злата вес и вкус?
В дымах,
с душою русской схожих,
Авось,
с судьбой не разминусь.
Торжище
Идёт с молотка красота.
Килограммами,
сантиметрами,
россыпью...
Что с того, что она сыта? -
Просто стала
более товарной особью.
К Меркурию с нежностями -
не суйся,
Оценена от пят и до шеи вся.
Если есть что в лице -
рисуйся,
Если - в теле, -
на весы и взвешивайся.
Если есть что продать -
рядись,
И выстраивайся в ряды торговые...
- Господин,
почём нынче жизнь?
- Вам которую?
Старую? Новую?
- Нам бы - подержанную,
с благородной патиной.
- Э-э, да Вы
в антиквариате сведущи?
- Певицу,
с трещинками у глаз,
в панбархате...
- Не котируется нынче.
Следующий!
|
* * *
Свободы вкусив,
отдающей затхлою клеткою,
Хоть спьяну, хоть со зла,
ты здесь, Поэт, не стой,
И Музу нищую свою
последней девкою
Глупцам не продавай за золотой.
Уже есть ложь - слова.
И первый шаг
Свершён, чтоб тишины приблизить крах.
А тайную надежду кто лелеет,
То малое сберечь, что заимеет,
Тот будет посрамлён, клянусь, стократ...
И в чистоту любви стекает яд
Из зависти радетелей и нищих...
Нас продают друзья, которых ищем,
Чтоб душу отворить, когда полна
Избытком чувств, как доброго вина.
Всё тщетно, всё проходит...
Что ж, негоже
Надеяться на тех, кто всех дороже?
С тем хлеб не преломлять,
кто прячет лесть?
Не умирать за преданность и честь?
Но жизнь пою, какая так не вечна,
Наивна, не мудра и человечна!
Когда меж дружбой и враждой -
грань тоньше бритвы,
И ярость истекает из молитвы.
О жизнь! Как ты обильна!
Грех и святость
Тебя взбивают в гибельную сладость.
Глоток её отпив, оплатишь кровью
За праздник упоения любовью.
О смерть, как ты убийственно кратка!
Хлебни пред нею
сразу два
глотка.
* * *
Утешенья - на грош
у плохого вина,
У неверного друга - такая ж цена.
Переполнено сердце старинного друга,
Будто чаша. Ей нет ни цены и ни дна.
ИЗДЕРЖКИ ЦИВИЛИЗАЦИИ
Куда там Везувию,
испепелившему город?! -
Разум зашкаливает извержением.
SOS!!! Утолите информационный голод -
Жажду звука с изображением.
Светопульсирующий циклоп пленил
Ново-Ясона,
странствующего диванно.
Какой там Мюссе, Дали и Дени?!
Зюйд-Зюйд-Ост,
конечная - Нирвана!
О, мегаполисная аритмия чувств!
Застыть бы тебе
с неподвижностью архитектуры,
Вглядываясь
в пурпурный гогеновский куст,
Вслушиваясь
в пространственный вой Арктура.
Раковина моллюска засорена
Звуками
диапазонов разночастотных.
SOS!!! Адреналиновая волна
Сродни цунами в умах кислотных,
Что пустоту заполняют призраками:
Голубыми,
коричневыми,
бледнозелёными.
О, Вы, разделённые
всякими признаками,
О ,Вы, - усечённые,
обиженные,
обделённые,
Миру то - что? -
он не такое выдерживал.
Сотня Помпей, словно тля,
им однажды раздавлена.
Третий свой путь
непременно зовите "Надеждою" -
Есть - де, ошибка
в расчётах у дядюшки Дарвина.
ТРИ ЗАРИ Их было три, прекрасных, у меня…
Та, первая, - красавица Далила,
Вся, как пожар, безжалостно горя,
То, что допрежь неё, - дотла спалила.
Резвилась так, -
аж сердце била дрожь,
Ещё немного – чтоб со мною стало?
Но, наигравшись,
мой последний грош
На ятаган разбойничий сменяла,
И понеслась к другим во весь опор,
Выстукивая и погаснув где-то…
А я лежал, сражённый, до тех пор,
Покуда не взошло и сгасло лето.
И вдруг… руки прохлада на висках!
Готовый вновь и в полымя
и в бездну,
- Аврора! – заплутавшись в волосах,
Шептал я ей: О, без тебя, - исчезну!
Она была той, первой, - не чета,
Жгла жизнь мою со царственною ленью.
А я, забыв, - предъявятся счета,
Любил её роскошное горенье.
Завистливы богини по ноябрь…
Когда уж пуст и беден день холодный,
Последнюю собравши киноварь,
Я перенёс царицу на полотна.
Уединённо жил и чуть дыша,
Когда почти забыл, что я – опальный,
Она вошла! Как первая, - свежа,
И, как вторая, - царственно печальна.
Сто раз вдохнувши синеву огня,
(Свеча лишь озаряла снег и ветки)
Я чувствовал – последняя моя,
Фелиция,
останься же навеки!
ЖЕНЩИНА В ОКТЯБРЕ
Катится слезинкой одиноко
Грусть по запотевшему стеклу.
Осень, что ни выдоха, ни вдоха,
В сердце мне наладила стрелу.
Клин утиный шелестел прощально,
Я ему ответить не могла.
За сердце держась, пообещала,
Что дожить сумею до тепла.
Как оставить землю без усилья,
Взгляд прощальный бросить на жильё?!
Шелестят оснеженные крылья -
На морозе стылое бельё...
КОТУ ТИТОВЫХ
Полуденным теплом
по краю оторочен,
Алеет вечер в неба вышине.
Весь этот свет,
он так, боюсь, непрочен -
Утешь меня, печалься обо мне...
Недвижны очи мудреца - скитальца,
Прибившегося ко двору,
И отзвук слышен
варварского танца
В том нескончаемом: "Ур-р-ру…"
Ещё страшит
души печальной бездна,
Что ищет утешения в речах...
- О чём ты всё молчишь,
мой друг любезный?
- Подкинь-ка дров в огонь,
потух очаг.
- Ты лучше сказку спой мне.
- Хочешь - слушай:
Впотьмах летают призраки и сны,
Тревожат неприкаянные души -
Смотря в меня, вещают две Луны:
Жил - был король,
войной объят и славой,
Лицом велик и мудростью в делах.
Одна Звезда
(среди придворных справа)
В полон его могущество взяла.
- Постой - постой, а как же королева? -
Владея всем, не имает любви?
- Вот тот, смотри,
что возле трона слева,
Он был Поэт и пел ей до зари.
Тут Луны погасил мудрец-молчальник
На ложе из гвоздей и рысьих шкур...
У этой сказки был конец печальный,
Но ты его забыл.
Всё "мур" да "мур"... |