|
Русская поэзия, в ней душа русского человека «общится» с красотой Божьего мира, чудом явленной в окружающей действительности и чудом воплощенной в поэтических строках. В русской поэзии душа человека обретает возможность созерцания себя и мира, узнает родное, замирает от Радости. Общится, «Бог общится с человеком», отметит святитель Феофан Затворник. Вместе с тем, святитель Феофан предлагает очерк устроения души человека. И, поскольку, орган восприятия красоты Божьего мира и поэзии, в частности, есть – душа человека, необходимо помнить и понимать святоотеческое свидетельство о человеке: «Бог не пребывает там, где царит плоть, ибо орган общения Его с человеком есть дух, который здесь не в своем чине. В первый раз чувствуется Божие приближение, когда дух начинает предъявлять свои права в движениях страха Божия и совести. Когда же и сознание со свободой станут на эту сторону, тогда Бог общится с человеком и начинает пребывать в нем. С той минуты пойдет одухотворение души и плоти, всего внутреннего и внешнего человека, пока Бог станет всяческая во всех в человеке том, и человек, одухотворившись, обожится. Какое дивное преимущество и как мало оно помнится, ценится и ищется!» [1] (здесь и далее текст выделен автором статьи).
Русская поэзия – над страницами русского Евангелия Святитель Феофан говорит о серьезной духовной работе, предшествующей тайне Богообщения. Но восприятие душой человека красоты Божьего мира – мгновенно, не вытруженно человеком. И, в то же время, миг восприятия, вне всякого сомнения, есть миг Богообщения. Как это возможно, возможно ли? Чудом… «Чудо, - по Владимиру Ивановичу Далю, есть – всякое явленье, кое мы не умеем объяснить, по известным нам законам природы. Богу все чудеса доступны. Христос являл чудеса, исцелял чудесами» [2]. Можно ли прикоснуться Чуда? Бережно берет человек Евангелие, держит в руках Богом Вдохновенные Книги, читает, прикасается Чуду сердцем и взором. Павел Громов в очерке творчества, во вступительной статье к изданию 1956 года собрания сочинений Николая Семеновича Лескова в одиннадцати томах, отметит: «Для самого Лескова «Мертвые души» были одной из основных, опорных книг, своего рода «русским Евангелием»» [3]. В оригинале Евангелие написано с маленькой буквы, но вопрос в другом – как это вообще можно было написать в 1956 году? Как это можно было опубликовать в 1956 году? Или нам не совсем верно трактуют сегодня ту эпоху, «советскую» в истории России, в «советский период» русской жизни? Видно, оче-видно, что Свобода выбора, Дар Божий человеку, никуда не исчезала и в советский период. И, если Богу было угодно, Истина осуществлялась и в советском периоде, потому что это был лишь один из периодов русской жизни. Павел Громов, свободным выбором, свидетельствовал, открывающуюся ему в творчестве Н.С. Лескова, Истину. И не только в переносном, художественном, образном, смысле, но и прямо: «но я не знал, чей я?.. Я блуждал и воротился и стал сам собою - тем, что я есмь... Я просто заблуждался – не понимал, иногда подчиняясь влиянию, и вообще не прочел хорошо Евангелия» (Н.С. Лесков письмо к М.А. Протопопову, 1891 г.) [Там же]. Логика (напомним еще раз, время - 1956 год) – чтобы стать самим собою, чтобы не блудить, не заблуждаться надо – «хорошо прочесть Евангелие». Это – раз. И два – «Мертвые души» - «русское Евангелие». Но «Мертвые души» плоть от плоти – русская литература. Русская литература – есть русское Евангелие. Я не хочу ставить здесь знак вопроса, я уверен, что это так и есть. Посмотрим, не «главу», даже «русского Евангелия», а несколько строчек из книги русская поэзия. Несколько, - совсем незаметных и обычных, обыденных, - строчек.
Неуловимый свет разлился над землею, Нет ни души кругом - ни звука, ни тревоги. Но уж светлеет даль... Зелено-серебристый, Это пишет Иван Алексеевич Бунин, «великий», - так скажем мы сегодня, - русский писатель. А вот, «великий русский поэт» - не скажем, даже, и сегодня. Поэзия Ивана Бунина как значимая часть русской поэзии, до сего дня пребывает под спудом. Не так ли и замечательные стихи русской поэзии? Попробуем, «полюбопытствовать» об одном из них, о «Неуловимом свете…», о поэтическом свидетельстве Ивана Бунина. Будем помнить и о том, что в 1894 году, Бунин – да, русский, но он еще только в начале творческого пути, ему двадцать четыре года, и, вроде бы еще не ясно, сложится ли он как – поэт, писатель? Если Богу будет угодно…
Святым Духом всяка душа живится «Неуловимый свет» – свет есть, но он не осязается, «не улавливается» человеческими органами чувств. Сравним: «и всеми моими чувствы: зрением, слухом, обонянием, вкусом, осязанием и прочими моими грехи, душевными вкупе и телесными…» (Молитвослов, Молитвы на сон грядущим, Исповедание грехов повседневное) [6]. Свет – неуловим человеческими чувствами, следовательно, чтобы свидетельствовать о свете («разлился над землею») необходимо – знать. Знание о свете как пред-чувствие света, то есть прежде чувства. Это свидетельство о «неуловимом свете», то есть, пока еще – невидимом свете. Видимость (осязание, зрение) света начинает осуществляться в последнем четверостишии («светлеет даль»). Село «безмолвно», «кругом - ни звука, ни тревоги». Однако – «кричат… перепела». Кричат – «отчетливей». – Мастерство поэта: органичный, естественный в природе звук (крик перепелов), – не нарушает, напротив, подчеркивает атмосферу безмолвия, тишины. Далее, даже не мастерство, а именно «артистическая» работа (явление – «артистического таланта») – «отчетливей», то есть «безмолвие», тишина достигают наивысшего напряжения, тем самым усиливается пред-чувствие, того что, что-то должно произойти. И еще глубже, более филигранно выполнено поэтом. Пред-чувствие – еще не само чувство, поэтому человеческое пред-чувствие всегда сопровождается тревогой, перед встречей - с неведомым, невидимым, неуловимым. Поэтому подчеркнуто – трехкратное отрицание частица «ни» - отсутствие «тревоги» - «ни души (…) - ни звука, ни тревоги». Так же, трехкратно – «спят безмятежным сном (…) кобчик спит». Любой «художественный» редактор подчеркнет жирным красным «спят – сном» и в следующей строке – «спит». Но в поэзии (в том, явлении, которое выстрадано и вытруженно русскими поэтами и явлено миру как русская поэзия) – нет, и не может быть, «ошибок» - «красот и недостатков». Именно об этом свидетельствует В.Г. Белинский: Но истинно художественные произведения не имеют ни красот, ни недостатков: для кого доступна их целость, тому видится одна красота. Только близорукость эстетического чувства и вкуса, неспособная обнять целое художественного произведения и теряющаяся в его частях, может в нем видеть красоты и недостатки, приписывая ему собственную свою ограниченность» [7]. Так и у Бунина, трехкратный «сон» - продолжение артистической филигранной работы по формированию должной атмосферы стихотворения: трехкратный сон, трехкратно усиливает – «безмятежность», «разлитую» на земле, под «неуловимым светом», «разлитым» над землею. Если «кругом» нет «ни души, ни звука, ни тревоги», - что есть? Есть «над землей» - неуловимый (невидимый, неосязаемый) свет. Есть «на земле» - сон и безмятежность. Сон повторен трижды, но усиливается не атмосфера сна, а атмосфера «безмятежности» как дополнительное свидетельство – отсутствия тревоги. Тревога не только отрицается, но тревоге нет места в атмосфере стихотворения, потому что это место занято «безмятежностью». Поэтическая конструкция – выполнена безупречно: трехкратному отрицанию «ни» - соответствует трехкратное утверждение безмятежности (покоя). Таково поэтическое мастерство Бунина, но для русской поэзии это не удивительно – это обычная – артистическая - работа. И тогда «отчетливей кричат», - как правильно было отмечено выше, «безмолвие», тишина достигают наивысшего напряжения, тем самым усиливается пред-чувствие, того что, что-то должно произойти» - это становящееся все более и более отчетливым свидетельство (пред-вестие) того, что идет на смену – сну, безмятежности, безмолвию. Безмолвие, тишина – для чуткого сердца это и возможность слышать Бога, и свидетельство присутствия Божия, и характеристика проявления Божественного (мира Бога) в атмосфере произведения [8]. Сравним: «И говорит им: что вы так боязливы, маловерные? Потом, встав, запретил ветрам и морю, и сделалась великая тишина» (Матф.8:26). Сравним еще: «Ты бо, Богоневестная, Начальника тишины Христа родилa еси, едина Пречистая» (Канон молебный ко Пресвятой Богородице, Песнь 3) [9]. Поэтому возрастающий тон тишины в атмосфере стихотворения приуготовляет само явление «Начальника тишины Христа», явление Слова - «Многими содержимь напaстьми, к Тебе прибегаю, спасения иский: о, Мaти Слова и Дево, от тяжких и лютых мя спаси» [Там же, Песнь 1], явление Света. «Безмятежность» - вне степеней сравнения. Поэтому в атмосфере стихотворения наивысшее напряжение безмолвия, тишины «усиливается» (становится отчетливей) «за счет» «безмятежности», которая от – безграничного в земном пространстве («зеленые овсы» - бесконечны в пределах человеческого зрения) стесняется (от стеснить) до малого – «кобчик» (нахохлясь» - это свидетельство малости и беззащитности), «на кочке» (усиление «малости», «стесненности» безмолвия» - кочка: мала, нахохлена, зримо ограничена) и обретает четкую зримую границу – «у дороги». Конец безграничности, есть – конец безмятежности, и начало - света. Резким (в безмятежной, сонной дотоле, атмосфере стихотворения) явлением границы завершается 8-я строка. Явлением, началом, света открывается 9-я строка – «светлеет даль». Какой это свет? – «Зелено-серебристый,/Неуловимый свет». Здесь следовало бы поставить знак «восклицания»: свет – явлен, свет зримо присутствует в видимом пространстве – «светлеет», «восходит над землей»; и, в тоже время, свет по прежнему «Неуловимый», то есть, недоступный человеческому восприятию, «неуловимый» органами чувств «душевными вкупе и телесными». Уловим человеческим восприятием оказывается цвет света – «зелено-серебристый». Но – этот же цвет «зелено-серебристый» «ждал», предвосхищал явление «Неуловимого света» на земле. «Зеленый» было названо прямо как цвет «овсов», безгранично (в пределах земной поверхности) спящих «безмятежным сном». «Серебристый» - названо не менее зримо – «пылью матовой росы». Цвет росы – в общепринятом, устоявшемся восприятии человека – серебряный, серебристый. Здесь «матовый» усиливает сам тон цвета – «серебряный», а «пыль» (рассеянное, дисперсное состояние цвета) – заставляет ощутить – не густой «серебряный», а налет, оттенок – «серебристый». И здесь знак «восклицания» был бы уместен вполне: читателю явлено неуловимое, неизъяснимое чудо (безграничная возможность) русской поэзии. Неуловимый свет был разлит «над землею», при переходе света из сферы невидимого, в сферу видимого – «светлеет», свет бы должен нисходить (движение: сверху в низ) на землю, но свет – «восходит над землей». Две характеристики Неуловимого света: «разлился над землею», «восходит над землей». Понято и объяснено это может быть только в логике Православного миропонимания. «Праздникам, где прославляется непосредственно действие Святого Духа, - Дню Святой Троицы и Дню Святого Духа усвоен не голубой, как можно было бы ожидать, а зеленый цвет. Этот цвет образуется сочетанием голубого и желтого цветов, знаменующих Духа Святого и Бога Сына, Господа нашего Иисуса Христа, что точно соответствует по смыслу тому, как Господь исполнил Свое обетование послать от Отца на соединенную со Христом и во Христе Церковь Духа Святого, Господа животворящего. Все имеющее жизнь творится волей Отца посредством Сына и оживотворяется Духом Святым. Поэтому символом вечной жизни явлено древо и в Священном Писании, и в церковном сознании. Так что и обычная земная зелень деревьев, лесов и полей всегда воспринималась религиозным чувством, как символ жизни, весны, обновления, оживотворения» (Цвета Богослужебных облачений. Символика цветов. Портал Литургия.ру) [10]. Далее Свет следует писать с большой буквы. Потому что основное содержание стихотворения (может и неуловимое обычным восприятием) – это свидетельство о Превечном (то есть, бывшем всегда, Всегда Сущем) Свете. - «Разреши мглу прегрешений моих, Богоневесто, просвещением Твоея светлости, Свет рождшая Божественный и Превечный» (Канон молебный ко Пресвятой Богородице, Песнь 5). Именно этим «свойством» Света объясняется то, что в стихотворении Неуловимый Свет не появляется и не исчезает, Он есть всегда: «разлился над землею», «восходит над землей». Именно в Православном миропонимании находят объяснение Деяния Света. «Разлился» - пребывает в покое над земным миром, в покое – безмятежности сна – пребывает и сам земной мир. Начало нового дня жизни земного мира, пробуждение к жизни всего живого на земле требует усилия, действия. «Святым Духом всяка душа живится и чистотою возвышается, светлеется Троическим Единством священнотайне» (Примечание: «Антифоны, называемые степенными, это стихи, заимствованные из Псалмов 119-133, имеющих надписание «Песнь степеней» (...) В последнем стихе воспевается Святой Дух как виновник и единственный источник света, жизни и святости для души человека») [11]. Это удивительно и незаметно для обычного восприятия, но Бунин дословно воскрешает порядок устроения мира, запечатленный в Православном Богослужении. Сравним: (1) «Но уж светлеет даль» (стихотворение) / «светлеется Троическим Единством» (Антифон 4-го гласа); (2) «Неуловимый свет восходит над землей» (стихотворение) / «чистотою возвышается» (Антифон 4-го гласа) (!). Случайное совпадение? – Нет, Бунин знал что делал. Сравним еще: «Въ Духовъ день, памятуя, что «Святымъ Духомъ всякая душа живится», призываетъ Церковь за литургіей «сотворить память всѣмъ отъ вѣка умершимъ» (И.А. Бунин «Жизнь Арсеньева») [12]. Рассвет – это сосредоточение Света, восхождение Света из состояния покоя («разлился над землею») в состояние животворения, пробуждения всего живого на земле, работы вдухновения деятельной жизни в спящее пространство. Отметим, художественную точность стихотворения, соответствующую именно и исключительно предложенной нами логике православного миропонимания. Неуловимый Свет разлился над землею. То есть, Свет, действует Сам, Сам – Разлился. Сам - Восходит. Нет никакой другой внешней силы (и быть не может), управляющей Светом. – «Святой Дух как виновник и единственный источник Света» в Единстве Пресвятой Троицы.
«яко без Мене не можете творить ничесоже» – отеческое наследие русской литературы Не поленились, полюбопытствовали о содержании стихотворения «Неуловимый свет…» и русская поэзия щедро распахнула перед нами кладовые смысла. Перед нами, в действительности, не замеченное ранее, не отмеченное вниманием, именно – замечательное стихотворение, малая толика строк русской поэзии. Что главное в открывшихся смыслах? - Поэтическая рефлексия стихотворения, естественна для общечеловеческого мировосприятия, миропонимания, созерцания. Однако все, естественное в своем существе, восприятие мира отвечает и логике Православного миропонимания, более того - отвечает догматике Православного вероучения. Возможно ли рассматривать поэзию как явление мировоззрения, мировосприятия? - А чувство? «Чувство – все», - запишет в дневнике, позже в 1926 году, Бунин слова И.В. Гете. И продолжит уже от себя: «Действительность – что такое действительность? Только то, что я чувствую. Остальное – вздор» (7/20 Авг. 1923 г.) [13]. Свидетельство о Неуловимом Свете – это чувственное свидетельство поэта. Чувство поэта, в данном случае, – безошибочно, поэтому стихотворение совершенно в восприятии читателя, поэтому мы верим ему, и поэту и стихотворению. Но для того, чтобы безошибочно чувствовать окружающий мир, красоту окружающего мира – одного единственного чувства недостаточно. Чувство – тогда безошибочно, когда оно лишь нота в гармоничной картине целостного мировосприятия. Неверный звук нарушает гармонию общей картины. Целостная картина мира, восприятие, мировосприятие, мировоззрение художника, «творца», целостное гармоничное мировоззрение и мировосприятие художника – позволяет вновь рождающемуся чувству – не ошибиться, не нарушить внутреннюю гармонию. Внутренняя гармония мировосприятия – и обеспечивает безошибочность нового творческого явления (стихотворения), если оно звучит в гармонии, значит, оно безошибочно. Неверный звук, неверное чувство – нарушает гармонию, и не становится художественным актом. Каков художественный метод создания стихотворения «Неуловимый свет…»? – Созерцание. Поэт созерцает окружающий мир. Свидетельствует свои чувства. СОЗЕРЦАТЬ что, внимательно или продолжительно рассматривать, наблюдать, смотреть со смыслом, вникая, углубляясь в предмет, изучая его, любуясь им; | вникать во что мысленно, разумом, духом. Созерцая природу, созерцаем и величие Создателя. | Видеть остро, насквозь, проницать. Господь созерцает помыслы, сердце человеческое. -ся, страдат. и возвр. по смыслу. Созерцание, действ. по глаг. Созерцатель, -ница, созерцающий что-либо. Созерцательный ум, дух, жизнь, которой вся деятельность обращена внутрь, в себя, которая спокойно и без внешней деятельности созерцает и умствует (Словарь Даля) [14]. Словарь В.И. Даля, - это не энциклопедическое явление, но явление художественное, творческое, в своем роде, в своем жанре – явление русской литературы, «не святое», но – отеческое наследие русской литературы, раскрывающее особенности и природу естественного (читай – православного) миропонимания. «Созерцая природу, созерцаем и величие Создателя», именно это действительное свидетельство, в точности подтверждено стихотворением Ивана Бунина. Здесь тайна (или таинство) рождения стихотворения, но есть еще и таинство восприятия. Кто, какой читатель в состоянии разделить и радость чувства, и чудо творчества? Тот читатель, который обладает столь же гармоничной целостной картиной мировосприятия как и поэт. Подобное растворяется в подобном – эмпирическое правило. Это правило действенно и в русской литературе. Православное миропонимание способно, воспринимая видимый состав Божьего мира, творения Божия – «Верую во единаго Бога Отца, Вседержителя, Творца небу и земли, видимым же всем и невидимым» (Символ веры, 1-й член Символа веры) [15] - «растворять» его в себе до изначального целостного состояния, в котором – «невидимое» - становится видимым, осязаемым. Сравним: «Живое чутье действительности научило его тому, что в основе всего видимого есть элемент невидимый, но не менее реальный, и что не учитывать его в практических расчетах значит рисковать ошибочностью всех расчетов» (Бунин, «Эртель», 1929) [16]. Но чтобы учесть, надо растворить подобное в подобном: естественное устройство мира в естественном мировосприятии. Следующий шаг - акт творчества, концентрация красоты Божьего мира в свидетельство о чуде творения Божьего. Это свидетельство всегда глубоко личностно, индивидуально, оригинально, особенно и неповторимо, как неповторим каждый человек, каждая сформировавшаяся личность, индивидуальность. И, в то же время, свидетельство это, акт творчества «обще»-доступно. За счет чего? За счет единства. Каждый человек, каждая человеческая жизнь, судьба, Судьбы Божие, - суть творение Божие. «Господь Бог наш: по всей земли судьбы Его (Пс.104:7) — проповедует царственный пророк. Судьбы Господни истинны, оправданы вкупе (Пс.18:10). В них нет ничего несправедливого! В них нет ничего неразумного! Оправдываются они последствиями своими, своими духовными плодами; оправдываются они совершенством всесовершенного Источника своего» (Святитель Игнатий Брянчанинов, Аскетические опыты, том 2, Судьбы Божии) [17]. Единство в Творце (у всего человечества и каждого человека один Творец, Источник) и общая картина окружающего мира – мировоззрение, мировосприятие, позволяют читателю воспринимать акт подлинного художества, акт подлинного творчества, позволяют растворять художественную, авторскую, концентрацию действительности в своем мировосприятии, - подобное в подобном. И открывать для себя, новое, еще не открытое лично, содержание окружающего мира, переданное читателю от автора, творческим усилием автора и Божиим Благоволением - «без Мене не можете творить ничесоже» (Ин.15:5). Поэтому и для читателя нужно встречное, согласное с авторским усилие, в той же мере творческое, и вдохновенное – «Господи, Иисусе Христе, Сыне Единородный Безначальнаго Твоего Отца, Ты бо рекл еси пречистыми усты Твоими, яко без Мене не можете творити ничесоже» (Молитва перед началом всякого дела) [18]. Именно «процесс» взаимопроникновенного со-творчества: «Творец – «автор» (т.е. – со-автор Творца) – читатель», осуществляется в стихотворении «Неуловимый свет…» и во всей русской литературе, русской поэзии. Мировоззрение - основа и возможность растворения подобного в подобном - авторской концентрации чувства в мировосприятии читателя. Рассуждая о русской литературе, русском поэте и русском читателе, следует принимать во внимание, что «русский» осуществляется не как ограниченное - национальное, но как безграничное – как мировоззрение, органично, естественно приобретаемое человеком в русской жизни, жизни на русской земле. Это мировоззрение – полностью, во всей полноте, соответствует Православной картине мира, Православному мировосприятию. Мы увидели это, почувствовали, на примере раннего, юношеского стихотворения Ивана Бунина. И не нашли противоречий. Стихотворение – подлинное свидетельство о чуде, о красоте Божьего мира. И, в то же время, стихотворение догматично, то есть соответствует не только Духу, но и букве Православного миропонимания. Зачем поверять чувство мыслью. Нужно ли это? Но что такое Святоотеческое наследие – безценная кладовая опыта и смысла Православного миропонимания? Чувство может ошибаться. Может ошибаться и мысль. Что безошибочно? – Наитие Духа Святаго, разум сердца, соборное, Боговдохновенное, рассуждение. Святоотеческое наследие, позволяет православному человеку не сбиться с пути, опомниться от ложной мысли, отстраниться от ложного чувства. «Чтобы быть православным, необходимо Евангелие читать сквозь стекла святоотеческого учения; а иначе из самого Священного Писания можно извлечь и скопчество, и лютеранство, и молоканство и другие лжеучения, которых так много и которые все сами себя выводят прямо из Евангелия (или вообще из Библии)» (К.Н. Леонтьев «О всемирной любви. Речь Ф.М. Достоевского на Пушкинском празднике», 1880) [19]. Святоотеческое наследие разъясняет действительный, истинный, «процесс» формирования и осуществления в человеке Чувства Веры в Бога. Похожую задачу на уровне русской литературы должно выполнять литературоведение (русское, - в мировоззренческом смысле - суть Православное, литературоведение). Как? Осторожно, бережно, сверяясь со Святоотеческим наследием, опытом Православной Церкви, опытом русской жизни – раскрывать особенности осуществления Православного мировосприятия, миропонимания в русской литературе, в русской поэзии. Потому что Православное мировосприятие – органично, естественно, природно для русского человека. Одно, лишь одно, из свидетельств тому – русская литература, русская поэзия, страницы русского Евангелия.
Литература [1] Феофан Затворник, Мысли на каждый день года / Феофан Затворник. – М. : Отчий дом, 2008. – 320 с; |
||
