Михаил Николаевич Сопин
Михаил Николаевич Сопин родился в 1931 году на Курщине. Отец – испытатель на Харьковском танковом заводе, мать – рабочая.
Пережил оккупацию – частично в Харькове, частично в селе, вблизи которого проходил фронт Курской битвы. Посильно оказывал помощь выходившим из окружения в 1941-42 годах. Принимал участие в боях в армии генерала Москаленко. Дошел до Потсдама. Отца потерял еще в 1938 году, а в войну – деда, младшего брата, некоторых товарищей детства.
В послевоенный период трудился в колхозе, закончил ремесленное училище, работал на заводе токарем.
В первый раз был арестован за хранение оружия в 1951 году, отбывал на строительстве Волго-Балта. Вторично – по ст. указа от 4.06.47. Срок в 15 лет отбывал в пермских северных лагерях («Красный Берег» и другие). Последние пять лет – на поселении Глубинное Чердынского района (предприятие «Спецлес»).
В лагере закончил заочно десятилетку, немного учительствовал (по вечерам, «без отрыва от основной трудовой деятельности»), но по несогласию с требованиями дирекции школы отказался. Там же, в лагерях, начал всерьез писать стихи.
По отбытии срока переехал в Пермь. Трудился сантехником, имел семью, двух сыновей (старший сын Глеб погиб в армии в 1990 году). Но его не печатали. Однажды в отчаянии обратился к известному критику В.В. Кожинову, и тот Михаила поддержал, но оказалось, что для того, чтобы эти пожелания превратились в действие, нужно переехать в Вологду.
В Вологде получил поддержку местной писательской организации. В 1985 году вышел его первый сборник «Предвестный свет», в дальнейшем – сборники «Судьбы моей поле», «Смещение», «Обугленные веком», «Молитвы времени разлома», «Свобода – тягостная ноша». С 1991 года – член Союза писателей России.
Умер 11 мая 2004 года. Похоронен в Вологде.

ПОЛЯ, ПОЛЯ...
Поля, поля – простор осенний рыжий!
На перекрестье верба – как вопрос.
Я в этом поле умирал и выжил,
И навсегда корнями в землю врос.

Люблю я вас, соломенные крыши,
Май расписной, наливчатый июль…
И кроме песен, что я здесь услышал,
Я ни слезинки лишней не пролью.

Когда-то, знаю, в шумном половодье
Через меня прольются корни ив.
Но верю в жизнь, которая проходит,
Как будут верить правнуки мои.

Поля, поля – распахнутые настежь
Всему, что будет, есть и что прошло!
Простите мне случайное ненастье.
Спасибо вам за хлеб и за тепло.

* * *
         Глебу Сопину

Мне страшно: а вдруг я неволю
Живущих живым сострадать?
Я жалуюсь
Белому полю,
Чтоб голос мой
Слышала мать:
"Мне холодно, мама,
Я стыну.
Мой голос звучит или нет?"
Торжественно. Людно. Пустынно.
Ни слова, ни звука в ответ.
Россия, родимая, стыну.
Метелит в бурьяне былье.
И в снежную тонет пустыню
Прощальное
Слово мое.
Бессмысленно-медленно стыну.
И нет многолюдью конца.
Убитому
Жалуюсь
Сыну
На участь
Живого отца.

МОЛЮСЬ НА КОЛЕНЯХ В ПЫЛИ
Кто сказал, что не чувствуют птицы?
Кто сказал,
Что не плачет трава?
И душа,
Перед тем, как разбиться,
Высочайшей печалью жива:
К маяку, к тростнику у болотца,
К тополям, что вросли в хутора,
Ко всему, что еще остается,
Ко всему, с чем прощаться пора...
Поглядишь на врага, как на брата!
Чуя сердцем некрепкую нить –
Как же так,
Уходить без возврата,
Как же так?
Чтоб не стать,
Чтоб не быть?
Тяжко, душно –
Вон месяц над чащей!
И молюсь на коленях в пыли –
Будто мне
По ошибке дичайшей –
Приговор
Безнадежный
Прочли.

* * *
Чем дальше, тем выше
Дома –
Одиночества глыбы.
В распятые дали
Бетонные гвозди прожгли.
Всё меньше на свете
Живых родничков и улыбок,
Наследственных песен
И древностей русской земли.
Зачем тут гаданья?
Всмотритесь, как в сумраке сером
Плодя одиночек,
Стремится, не глядя назад,
Панельная мо?рочь,
Железобетонная эра,
От серных дождей
Опустив капюшон на глаза.

* * *
Облака, облака...
Над летящими в хмарь колокольнями.
Ветры гонят и гонят
Остатки легенд и былин.
Чем-то мне мою жизнь,
Мою ниву судьбы так напомнили
Сиротливые церкви
И тучи в бездонной дали.
Чувство вечных утрат,
Непонятно каких опасений,
Разобрать не могу –
На каком языке говорят,
Будто я, проходя,
Упаду в гололедье осеннем,
И прольётся навек
Невзначай опрокинутый взгляд.
Мокрый снег полетит
На ресницы:
Так грустно, так цепко!
Поплывут облака,
Осенив мой печальный удел.
А над берегом
Так же
Стоять будет
Древняя церковь,
На которую я,
Проходя по России,
Глядел.

* * *
Всё прозрачнее
Верб купола.
Что-то плачет во мне,
Что-то ропщет.
Это память
Беззвучно всплыла,
Как луна
Над осеннею рощей.
Вроде, не было
Явных причин...
Но душа
Что-то ищет незряче:
То ли кто-то,
Забытый,
Кричит,
То ли кто-то,
Отвергнутый,
Плачет.

* * *
Мы все на земле не случайны,
Мы все на земле чрезвычайны.
Единственны, неповторимы
От реплики до пантомимы!
Улыбок мгновенных снежинки,
Слетающие в недожинки.

* * *
Не заблудился я,
Но всё же поаукай.
Я не замёрз,
Но не гаси огня.
Я не ослеп,
Но протяни мне руку.
Я не ослаб,
Но пожалей меня.

* * *
Нет слез
Балтийских, русских, датских...
Они одни на белый свет.
Не трогайте могил солдатских:
Средь павших оккупантов нет.
Земных не оскверняйте дат.
Храните небо голубое.
Раскапывая прах солдат –
Живым готовят поле боя.

* * *
И будет дождь.
И ветер –
Лют, отчаян!
Увижу жизнь –
Как чей-то
Свет в окне.
И навсегда
С былым
Своим прощаясь,
Прощу я тех,
Что не прощали мне
И будет ночь –
Безбрежная, как вечность.
И встану я
У краешка ночи.
Через обрыв
Печалью человечьей
Мне
Дальний голос
Предков
Прокричит.
Весенней ночью
Тоненькой струною
Порвётся жизнь.
Душа моя
Сгорит
И полетит
Над миром и страною
Печальным светом,
Как метеорит.

* * *
Ужель до смерти мне отпущен
Путь среди чуждых сердцу вех?
Мольбы раскаяний в грядущем
За непонятный прежде грех?
И так – чем дальше,
Тем суровей?
То слепо кайся, то греши.
На белом поле
Капли крови
Измученной моей души.

* * *
Когда мы родились,
У нашего царского ложа
Российская мать
Опалила нас
Совестью глаз,
Чтоб праведно жили.
Где лгали за славу –
Сытожим:
В витрину столетья,
На мир, на обзор, напоказ.
И слаще не надо,
И горестней этого плена.
Пройдёт моё время,
Покатится солнышко вниз.
Ещё покочуй, моя нежность,
В раскатах вселенной,
К ракитам закатным,
К морщинам полей прикоснись.

КРУГ
Суждено ли нам выйти из круга
Нищих благ,
Планетарных потерь?
Суждено ли понять нам друг друга
Не когда-то потом,
А теперь?
Суждена ль нам гармония в целом,
Если тело и дух не равны?
Если ваша душа не мертвела
На гигантских этапах страны?
Если ваша свобода –
В субботу?
Через пеплы, кровищу и грязь
Я ходил умирать за свободу,
Обретённой неволей гордясь.

* * *
Отчаяние? Нет. Я устаю
От трескотни речей,
От политралли.
От лжеповодырей,
Что обокрали,
На нищенство пустив, страну мою.
Зачем меня вести?
Я не ослеп.
Устал – не знаю,
Как сказать яснее? –
От мерзости,
Что жрёт народный хлеб
Десятки лет,
Нисколько не краснея.

* * *
К разрубленным виями узам
Влачился с великим трудом,
Отторгнутый братским Союзом,
Искал я родительский дом.
И вижу, что нет его боле:
Звон вишен,
Кукушечий плес –
Обман.
На мираж колоколен
Ползу, как подстреленный пёс,
Чтоб скрыться,
Уйти от бессилья,
К тебе, обновленной,
Стремлюсь,
Умытая кровью Россия,
Слезами омытая Русь.

* * *
Переход затменья
В темнолунье.
Ни фонарика, ни бубенца.
Убивающее накануне
Длится над Россией без конца.

РУКИ
Нечем думать
И веровать нечем.
Пролетарии,
Проданный класс,
Ветр столетья,
Прикрыв наши плечи,
Индевеет от вымерзших нас.
К небу,
В землю
Землистые лица...
Церковь в кружеве снежном –
Как чёлн.
Вздеты руки –
Крушить ли, молиться?
Но кого?
Но кому?
Но о чём?..

* * *
Свободой высвечены лица.
Страна на жёстком вираже.
Сейчас история творится –
Шестое действие уже.
Межвластье.
Смута.
Незнакомо.
Герои первые в гробах…
Молитвы времени разлома
Блуждают смутно на губах.

ТРЕТИЙ АНГЕЛ
Вновь третий ангел пред лицом
Ждёт, когда дождь падёт свинцом
И всё затмит-зальёт.
И проклянут
Отцы сынов.
Сыны пойдут против отцов
Сквозь красный гололёд.
Разгул. Животность.
Ересь-речь.
Народ и есть народ, не боле:
То табунами
Церкви жечь,
То бандами
На богомолье.
То реки слёз,
То крови брод.
Мне стыдно за такой народ:
За перекошенную внешность,
За нищедольные края.
Моя Россия –
Ум и нежность,
Душа.
Другая – не моя!

* * *
Век гильотинный,
Липкий,
Век железный.
И я прошу:
У пропастной межи
Останови нас,
Господи,
Пред бездной –
До жатвы до кровавой
Удержи.

* * *
Страшись
Безликой тишины,
Когда в безумной круговерти
И жизнь, и смерть
Обобщены
В таинственное жизнесмертье,
Где по команде
Слёзы льют
И выше смысла ставят фразу,
И любят нищие салют,
И умирают по приказу.

СТЫД И ПАМЯТЬ
Бесконечно в юдоли земной
Стыд и Память
Плетутся за мной,
Год от года
И день ото дня
Загоняют в раздумья меня.
До Чечни
Со второй мировой
Поэтапно
Добрался живой,
Чтоб глядеть
Из сегодня
Туда
Через сумерки
Слёз
И стыда.

* * *
Смешалась боль
Святых и подлых.
Не панацея – меч и щит.
Понятный в молодости подвиг
Иначе в зрелости звучит.
Больных идей, пустых иллюзий
Нет сил осмыслить, Боже мой!
Куда бы мы ни уходили,
Какой бы бред ни городили,
Придётся двигаться домой.

Ни бег нас не спасёт, ни битва,
Ни триединство, ни чума.
В себе – алтарь.
В себе – молитва.
В себе – свобода и тюрьма.

* * *
И опять согреваюсь
У белого стылого полымя,
Правым боком припав
К продувному судьбы пустырю.
И поёт мне метелица
Голосом сизого голубя.
И с улыбкой замёрзшей
Не помню уж сколько, стою.
Через снежное поле
Теплее ловлю колыбельную.
И хочу, чтоб так длилось,
И ветер прошу:
«Ты подуй...»
И зелёной звездою
Снежинка
В ладонь мою белую
Опустилась, как с елки,
В туманном каком-то году.

* * *
К исходу день.
Хлеб чёрный есть на ужин.
Я никому и мне никто не нужен:
Ни друг, ни враг,
Ни раб, ни господин.
Я в этот мир
Прекрасный и позорный,
Распяленный
Свободой поднадзорной,
Один пришёл.
И отойду один.

* * *
Родимая, что нам осталось?
Висков крутое серебро,
Неизречённая усталость
И недобитое добро.
И прежде, чем уйдём мы оба,
Я в остывающем дому
За не свершившуюся злобу
Стакан гранёный подниму.

ВЕЧЕРНЯЯ СВЕЧА
За мной – стена. Передо мной – стена.
Душа от скверны освобождена.
От зависти, неправых слов сплеча.
Так много мы вокруг не замечали!
Теперь их нет.
Остался ровный свет –
Горит судьбы вечерняя свеча.
Глядят во пламя
Два зрачка печали.
И голова моя от дум седа,
От светлых дум...
Судьбу свою итожа,
Я счастлив тем,
Что выпало мне всё же
Покаяться
До Страшного суда.

* * *
Кто мы?
Извечнейший вопрос.
Всё под Законом
Тайным самым:
Скопленье одиноких звёзд,
Беззвучно падающих в саван.
Вот почему душа в ночи
На дальний свет,
Сквозь наледь окон
Прощально так
Другой кричит,
Другой,
Такой же одинокой!
Свой знаменуя перелёт
Над монолитом светотьмищи,
Поёт она –
Она поёт
Для очарованных и нищих.

* * *
– Душа моя, о чем жалеть?
Так много здесь прошло бесследно –
На этой горестной земле,
На рубеже моём последнем.
– О том, что билось и рвалось,
О том, что плакало и пело,
О жизни,
Что любил до слёз
Так тяжело и неумело.

ПРИСНИСЬ
Россия, Россия,
Приснись мне, как прежде,
С серебряной Ворсклой,
С костром на горе!
В судьбе моей – осень.
Тускнеют надежды,
В которых так долго
Мог сердце я греть.
Зарядные вьюги
В глаза парусили.
Прошу на прощанье,
Пока не ослеп,
С дождями степными
Приснись мне, Россия,
С багровым закатом
В полынную степь.
Ревёт, пролетая,
Метель над крестами,
Грядут мои дни.
Заметёт добела.
Любовь и печаль,
Я тебя не оставил!
Вся в памяти смертной –
Какой ты была.

* * *
Есть в душе моей такая рана –
Может, много, жизнь, ещё шагнём –
Только знаю: поздно или рано
Полыхнёт, как в полночи огнём.
И сгорит – без углей и без пепла,
Без сифонов и без кочерёг,
То, что столько лет и жгло, и крепло,
То, что столько в жизни я берёг:
И любовь, и горечь, и обманы,
Колос чувств и долгий голод в нём...
Есть в душе моей такая рана,
Что когда-то полыхнёт огнём.

* * *
Дым над осенью,
Резкий и синий.
Едкой гарью
Октябрь напоён.
Дым. И дождь
По военной России,
Проникающий в сердце моё.
Дождь:
По горьким солдатским усмешкам,
По глазам,
По стальному стволу.
Догорают избы головешки.
А над полем – кувшин на колу...
Кони. Кони.
Блестят, как тюлени.
Где-то справа машины гудят.
Прикрываю руками колени,
Меж лопаток –
Мурашки дождя.
Я не знаю, зачем,
Но запомню:
Что-то слышно
В недальней пальбе.
Что-то думают мокрые кони
О своей
И о нашей судьбе.
Начинается новая эра,
Отсекая дороги назад.
Я рождаюсь вот здесь,
В сорок первом –
Мёртвым сверстникам
Глядя в глаза.

* * *
Жизнь убывает.
Скорбь не убывает.
И длится так –
Уже который год.
Душа, душа,
Ты – почта полевая,
Со всей России
Боль к тебе идёт.
То дымный тракт,
То степь в ракетном свете,
То в стреху
Ветры воют,
Как сычи.
То в осень дождевую
Сорок третий
Рукой солдатской
В ставень постучит.
Когда последней искрой за плечами
Угаснет свет,
Во мглу свернёт тропа,
Страна моя,
Любовью и печалью
Я был убит.
Лишь в сводку не попал.

1941
Ни седоков,
Ни окриков погони –
Видений бег?
Сквозь лунный хуторок
В ночное поле
Скачут,
Скачут кони
В ночное поле.
В призрачность дорог.
Вбирает даль,
Распахнутая настежь,
Безумный бег,
Срывающийся всхлип.
Им несть числа!
Ночной единой масти
Исход коней
С трагической земли.
Багровый свет –
То знаменье иль знамя?
Предвестный свет
Грядущего огня...
Я жив ещё
И до конца не знаю,
Как это всё
Пройдёт через меня.

ПЕХОТА
…За сто шагов до поворота,
Где Ворскла делает дугу,
Далёкой осенью
Пехота
С землёй
Смешалась на бегу.
И стала тихой и свободной,
Уйдя в прилужья и поля
Сырой земли
С преградой водной
У деревеньки Тополя.
Подбило память серой льдиной:
Я не хозяин здесь, не гость.
За всё-про всё –
Надел родимой,
Земли моей
Досталась горсть.

* * *
Живых из живых
Вырывали без списков осколки.
И вечностью было –
До третьих дожить кочетов.
Мы шли в неизвестность
На год, на мгновенье, на сколько?
Живые с убитых
Снимали в дорогу кто что.
В большом лиховее
Достаточно малого блага:
Ладони в колени,
Свернуться, в скирду завалясь.
И грела живого
Пробитая пулей телага,
Так нынче – уверен –
Не греют тузов соболя.
И снилась не бойня,
Не трасс пулемётных качели:
Мне – кони с цветами в зубах,
Их несла половодьем весна.
О сколько ж их было
В судьбе моей,
Страшных кочевий!
И видевших сны,
И не вставших из вечного сна...

КОРОВА
Дым ползёт от хвороста сырого,
Виснет на кустах невдалеке.
Бабкина пятнистая корова
Тащит в дождь меня на поводке.
Листика коричневого орден
Прилепился на её губу,
И слезинки катятся по морде
За мою сиротскую судьбу.
Я гляжу надуманно-сурово
И в который раз, кривя душой,
Говорю ей: «Ты не плачь, корова,
Ты не плачь... Я вырасту большой!
И тогда ходить тебе не надо,
В вымокшее поле глаз кося,
Да и мне в колдобинах не падать,
В сапогах солдатских грязь меся».

ХЛЕБ
Поле,
Полюшко послевоенное...
Как ни бейся,
Как слёзы ни лей,
Тощих речек
Иссохшими венами
Не могли
Напоить
Мы полей.
Век от веку,
Родные,
Как водится,
Вам нельзя
Уставать и болеть!
Дорогие мои богородицы,
Берегини российских полей...
Слёзы вдовьи
Везде одинаковы.
Но тогда,
Когда бился народ,
Вы по-русски,
Особенно плакали,
На сто лет выгорая вперёд.
Шаг за шагом,
Без крика-безумия
На валёк налегали вдвоём...
До сих пор
Под железными зубьями
Разбивается сердце моё.
Бороздою
И пристяжью пройдено –
Тот не знает,
Кому не пришлось.
Не познав
Родословную Родины,
Не поймешь
Родословную слёз.

* * *
За всё, что выстрадал когда-то,
За всё, чего понять не мог,
Две тени –
Зека и солдата –
За мной шагают
Вдоль дорог.
После боёв
Святых и правых
Молитву позднюю творю:
Следы моих сапог кровавых
Видны –
Носками к алтарю.
Есть в запоздалом разговоре,
Есть смысл:
За каждый век и год,
Пока не выкричится в горе,
Пока не выплачется в горе,
Любя, душа не запоёт.

* * *
Упаду, упаду,
Поцелую родимый порог.
Мне не стыдно:
Пусть слёзы бегут,
Запекаясь в пыли.
Я прополз на коленях
Последние дюймы дорог,
Хоронясь от прохожих,
Чтоб спрятать,
Как сердце болит.
Мне сочувствий не надо,
Потому что от них тяжелей,
Чем от ран на коленях,
Рассаженных о голыши.
Моя жизнь подсказала,
Что мир не способен жалеть.
Хоронюсь же затем,
Что мне некуда больше спешить.
Я хотел одного лишь –
Вернуться бы только живьём,
Где в минувшем лишь только
Мне видится радость да лад.
Поклониться землице
За горькое счастье моё,
Поклониться могиле,
Где та, что меня родила...

* * *
Никого я в друзья не зову.
Ни пастух мне не нужен,
Ни стадо.
Други, недруги –
Сон наяву.
Сновидений мне больше не надо.
Оскудев, разбежались друзья.
И петляет ещё в поле голом
Беспричальная стёжка моя
Меж свободою
И произволом.

* * *
        В. Громову

Слева – чаща. Леса.
А направо – обрыв.
А с небес – голоса,
Плачут души в надрыв:
О себе, о тебе,
Обо мне, обо всех –
Как по красному полю
Калиновый снег.
Лопнул свет-грозовей!
А за ним – темнота.
И распяло меня вертикалью плота.
Не видать ничего.
Я ослеп, что со мной?
Заливает глаза
Маслянистой волной.
Но устала река.
И вздохнула вода.
И великою тишью объяло года.
И пока я пытался понять – пронесло?
Поглядел, а в руках
Догорает весло.
Вниз по речке – закат.
Вверх – калина в цвету.
Без весла, без шеста
Я плыву на плоту.
А вода холодна-холодна!
И красна.
И на тысячу лет
Подо мной
Глубина.

МУЖИК
Недавно в гости не просили –
Сегодня грабят.
Вороньё,
Не надо каркать о России,
Вы трижды предали её.
Кровь полевая не остыла.
Непостижимо:
Не враги –
Извечные каптёры тыла
Опять сгибают в три дуги
Того, кто мыкал все напасти,
Да в самый смак,
Да в самый шик
Тебя, Архангел серой масти,
Российский спившийся мужик!
Не от трудов душа сломалась,
От вечной лжи
Ты сдал хребтом,
И если б выпрямился малость,
Стоял бы в уровень
С Христом.

* * *
Тропа дана. Сума дана.
Любви отведен час.
И приговоров письмена
Начертаны для нас.
Играет власть –
Все карты в масть.
Власть сирых – плеть судьбы:
Назад – столбы.
Вперёд – столбы.
И по бокам – столбы.
Защиты нет. Пощады нет.
И свет в окне крестов.
И от тенет, и от клевет
Бессилен Храм Христов.
Так назревает для страны
Проблемы острый нож:
Не Богом мы разделены
На нищих и вельмож.
Одним – в цари,
Другим – в псари,
И предрешён вопрос?
Нет.
Умирает псарь,
Как царь,
И царь гниёт,
Как пёс.

* * *
Опять лютует боль в груди.
Глаза не видят строк.
Шепчу себе:
Не уходи,
Ещё не кончен срок.
Пока ворочается мысль –
Усталость не беда!
Присядь,
«С вещами» соберись,
Как в давние года...
Тревожно в нашем шапито –
Последний ли скандал?
Но не суди
Рабов за то,
Чего им Бог
Не дал.

ПРОЩЕНОЕ ВОСКРЕСЕНИЕ
Стоишь ты,
Руки на груди скрестив,
А ветер
Тихо волосы колышет.
Я помню все.
Хочу сказать:
"Прости..."
Но сквозь года и версты
Не услышишь.
И вот теперь,
Изведав столько бед,
И роком злым
Любим и охраняем,
Я говорю,
Но только не тебе,
А в стылый сумрак
Горечь слов роняя.
Их слышит путь,
Каким устав шагать,
Уж столько лет
Влачусь я одиноко.
Их слышит ночь
И мрачная тайга,
Да ветра вой,
Что бьется в наледь окон.
И ты - в глазах...
Усталость рук скрестив,
Стоишь,
И время образ твой колышет.
И я, хрипя,
Кричу тебе: "Прости!..."
Но с каждым годом
Тише, тише, тише...


Комментариев:

Вернуться на главную